Шум все увеличивался. Критик «Neue Freie Presse», Мориц Гарден, встал на стул и выкрикнул свое похвальное слово. Скарлоссу с улыбкой вернулся к роялю, затем снова встал и прошептал Жану: «Солнце и слезы».
Когда Жан снова поднял свою скрипку, в зале царила такая глубокая тишина, как будто все присутствующие затаили дыхание. На глазах Жана выступили слезы. Публика заметила это. Ганс слегка тронул Ирэн локтем и прошептал ей:
– Как они впечатлительны, эти артисты! Ирэн стиснула пальцы, стараясь сдержать свое волнение. Он целовал ее, этот изумительный музыкант. Он целовал ее, держал в своих объятиях, говорил, что обожает ее!
Кончив играть, Жан, не дожидаясь аплодисментов, ушел с эстрады. Как только он вошел в артистическую, на него набросилась Фальве, обвила его шею руками и крепко поцеловала. Эбенштейн встретил его с бокалом шампанского в руке. Проливая его от волнения, он протянул его Жану.
– Какой успех, какой успех!.. – повторял он.
Мориц Гарден вошел в комнату и, подойдя к Жану, стал его поздравлять. Он отвел Эбенштейна в сторону и сказал:
– Со времени Кубелика еще не было такого скрипача!
Жан играл еще два раза, вызывая каждый раз бурные аплодисменты. На эстраду бросали цветы, женщины кричали его имя. Его первое выступление прошло блестяще.
Эбенштейн настаивал на том, чтобы ехать ужинать в «Бристоль». Жан, изнемогая от нервного утомления, только вздыхал. Публика покидала зал. Жан вышел на улицу подышать свежим воздухом и прислонился к каменной стене. Вдоль улицы, около артистического подъезда, длинной вереницей стояли автомобили. Прямо против Жана стоял изящный автомобиль. Несколько человек, в поисках своих автомобилей, быстро прошли мимо Жана; затем пробежал, совсем рядом, лакей. За ним следовала дама. Лакей открыл дверцу автомобиля и откинул меховое одеяло. При свете газовых фонарей Жан узнал Ирэн. Она села в автомобиль. Лакей обежал кругом его. Жан посмотрел на Ирэн, открыл дверцу и сел в автомобиль, когда тот уже тронулся. Он протянул руку и, повернув выключатель, зажег свет.
– Я не трону вас, – сказал он очень тихим голосом, – но теперь вы должны меня выслушать.
Он забился в угол, охваченный страхом, но в то же время страстно желал коснуться ее руки. Ирэн пыталась заговорить, но ее голос дрожал так, что слова не вылетали.
– Две недели вы меня держали в смертельной агонии, – сказал Жан. – Это письмо… – он вынул из кармана письмо и, разорвав его в клочки, бросил их на пол.
Она закрыла лицо руками. К ней вернулось страстное возбуждение, испытанное ею во время концерта.