Говорил он, говорил, все меня подзуживал, пока дьявол (поджидающий смертных на всякой тропинке) не подтолкнул меня под локоть, и заметил я через секунду, как тело старого турка опустилось к моим ногам, обнимая колени, а голова, подскакивая, покатилась меж деревьев.
(— Homicidium: человекоубийство, — продиктовал советник в протокол.
— Так и есть, но примем во внимание смягчающие обстоятельства, — вставил князь. — По желанию убиенного, согласно Алкорану и следуя вероломному толчку врага рода человеческого.)
— Убийство остается убийством, — вздохнул Гуго, — и очень скоро пришлось мне раскаяться. Свершив сие деяние, оперся я на клюку и, хромая, двинулся вперед. Заковылял кое-как за своими товарищами, что возились с богатой добычей. Кому из каравана бежать не удалось, тех прикончили на месте. Разбойники взваливали поклажу на плечи, так как неторными путями вьючным животным не пройти.
Увидев, как я с трудом ковыляю, опираясь на посох, они расхохотались.
— Что за напасть с тобой приключилась? — спросил Медведь.
— Ох, горе мне, — запричитал я, — нищим калекой стал. Когда я убивал хромого турка — не мог он удрать с кривой-то ногой, — проклял он меня, умирая: быть тебе, хромым, как я, и вечно скитаться с колтук-денгенеги. В тот же миг свело мне левую ногу, и никак не выпрямить.
— Ясное дело, не понравилось твоей ноге стоять в холодной воде, — усмехнулся Медведь. — Ты пуделек изнеженный. Ладно, не хнычь, есть у нас лекарь на такие хвори. Эй, Перепелка, пойди сюда!
Не по себе мне стало. Уж если посмотрит ногу, сразу сообразит, что все в порядке. Напряг я мышцы изо всех сил, чтобы нога оставалась согнутой, пока Перепелка щупал, мял и тянул так, что кости трещали.
Через несколько минут сказал костоправ:
— Да, ногу страсть как свело.
Я с перепугу, позабыв о притворстве, решил попробовать вытянуть ногу, и вот где ужас меня взял: нога, которую я нагло объявил сведенной… не выпрямлялась более. Господь меня наказал: какую беду накликал, та при мне и осталась. Я и впрямь охромел и не мог шагу сделать без колтук-денгенеги.
Ох и проклинал я про себя окаянного турка с его наследством!