Из двери появляется и поспешно направляется ко мне главврач, рано располневший человек лет сорока с добрыми и грустными глазами. Маленькая больница в глубинке, трудяга доктор, с виду закоренелый неудачник, практикующий в диапазоне от вывихов до черепных травм, — все это поначалу вызывало у меня большие сомнения. Медицинское светило, на которое я вышел через Бориса, заставило меня отказаться от намерения при первой же возможности перевезти Ольгу в Тбилиси.
— Кантеладзе? Если, не дай бог, со мной случится то же, что с вашей подопечной, я попрошу отправить меня именно к нему!
— Извините, что заставил вас ждать, — говорит главврач. — Срочная операция. Понимаете, мальчишка-слесарь транспортер на ферме ремонтировал, а механик возьми да включи… Можно сказать, по частям собрали. Будет жить парень! Под счастливой звездой родился!
Я угощаю «счастливую звезду» незнакомого мне слесаря столичной «Явой». Мы закуриваем и пускаемся в неспешную прогулку по больничному двору. Со стороны это похоже на задушевный разговор старых друзей. Но только со стороны, ибо повод, который свел нас, отнюдь не добрый.
— Состояние по-прежнему тяжелое, — сообщает главврач. — Бредит.
По сравнению со вчерашним днем — ничего нового. Удерживаю себя от внезапно нахлынувшего желания излить этому незнакомому человеку душу и не без усилий возвращаю нашей беседе деловое начало.
Главврач выпускает дым тонкой струйкой и с невзрослой восторженностью следит, как он поднимается к небесам.
— Звала какого-то Олега, — отвечает он.
По-видимому, я меняюсь в лице, ибо мой собеседник поспешно спрашивает:
— Что с вами?
— Ничего, — говорю. — Я могу ее видеть?
— Не раньше чем дней через пять—семь… Скажите… — Главврач какое-то мгновение взвешивает, стоит ли ему продолжать… — Я понимаю, что у вас такая работа… Но все же, если возможно… Для вас очень важен этот разговор?
Я звоню три раза на дню, теперь примчался из самой Москвы — мог бы догадаться.
— Очень, — коротко отвечаю я. — Скажите, доктор, кто-нибудь еще интересовался состоянием больной?
— Ваш коллега из Тбилиси.
Это Борис.
— Может, приходил кто-нибудь?
— Нет, нет… Я бы знал.
Заключаю наш разговор естественной в таких случаях просьбой сделать все возможное.
— Делаем все возможное, — сухо произносит главврач.
Будь я хоть господь бог, я не имею права сомневаться в его усилиях.
Ахалая дожидается меня в машине. По его мнению, мое беспокойство о судьбе этой девушки вполне понятно: она важный свидетель. Он считает, что наша встреча на дороге не была случайной. Я знаю это, и меня вполне устраивает, что прозорливость моего друга имеет некоторые пределы.