К тому же с годами он стал тоньше, хотя немало времени проводил в своей мастерской, стараясь развить мускулы, которые по нынешней моде подчеркивались туго обтягивающими ноги бриджами и сюртуками, сшитыми на заказ.
Фредерик неохотно признавался сам себе, что сегодняшний наряд был им выбран очень неудачно.
К примеру, он не находил ничего привлекательного в черных туфлях, поспешно купленных для похорон. Они сильно жали пальцы. Если бы он знал, что эта встреча отнимет у него добрую часть дня, он бы надел вместо них удобные сапоги.
Прошло около часа с тех пор, как маленький и раздражающе суетливый стряпчий вышел из комнаты, но потрясенное молчание все еще оставалось столь же напряженным, как в минуту, когда зачитали завещание.
Сидя возле камина и глядя на потрескивающие в нем поленья, пламя которых пыталось побороть холод последних дней января, Фредерик потягивал отличный бренди, который должен был внести ясность в его смятенное сознание.
Он предполагал, что этот день станет для него тяжким. Мистер Даннингтон был для него и двух его собеседников чем-то большим, чем учитель. Он был для них отцом, ментором и краеугольным камнем жизни. Даже после того как они покинули его дом и отправились искать счастья и удачи в мире, молодые люди не теряли контакта с человеком, давшим им нечто такое, на что они и не рассчитывали.
Семью. Нечто столь редкое и потому особенно ценное для незаконнорожденных.
Сознание, что он покинул этот мир навсегда, оставило глубокую зияющую рану в сердце Фредерика, которую, как он понимал, исцелить будет нелегко.
Послышался громкий хлопок, в жерле камина сместилось полено. Этого было достаточно, чтобы вывести троих друзей из оцепенения: с приглушенным проклятием Рауль вскочил на ноги и сделал несколько шагов к нише окна-эркера.
– Будь я проклят! – пробормотал он.
– Похоже, это прекрасное завершение дел, – сухо заметил Фредерик.
Йен произвел какой-то гортанный звук.
– Старик всегда был немного стланным, и всем нам казалось, что в его прошлом есть тайна, но это…
Йен покачал головой, и на этот раз язвительная улыбка не появилась на его красивом лице.
– Чертовщина!
Рауль оперся об оконную раму и сложил руки на груди. Движения его утратили обычную неспешную плавность. Рауль Шарлебуа был актером, рассматривавшим весь мир как сцену. Только в обществе Фредерика и Йена он позволял себе расслабиться.
– Все это представляется маловероятным.
– Маловероятным? Слишком слабо сказано!
Йен вскочил на ноги. Беспокойная энергия распирала все его худощавое тело.
– Одно дело – иметь тайную возлюбленную, другое – пристраститься к азартным играм.