«У Алисы Дакс, – продолжал священник, погруженный в свои мысли, – есть вера. Вера охранит ее. Она девственница по воле божьей. Скоро она будет супругой во Христе; и она свято прольет на мужа и на детей избыток своего сердца, столь жаждущего нежности!..»
Аббат Бюир открыл свой молитвенник. В листве липы, шагов на сто ниже балкона архиепископа, внезапно и звонко заворковала влюбленная горлинка.
– Дакс! Дакс! У тебя стибрили фотографии актрис!
Дакс (Бернар), ученик четвертого класса Лионского лицея, злобно пожал плечами и не удостоил ответом. Отвечать было совершенно ни к чему, фотографии все равно стибрили, – это было очевидно. Обнаружив воровство, он обливался холодным потом при мысли, что, быть может, какой-нибудь воспитатель рылся у него в парте. К черту тогда сразу его так ревниво оберегаемая им репутация ученика, «безупречного во всех отношениях»…
Но нет, это была только проделка товарищей. Скверная шутка. Он здорово злился, Бернар Дакс, сохраняя вид светского человека, над которым подшутили уличные мальчишки.
Ученики расходились из лицея. Стремительным потоком вырывались приходящие ученики из старой черной тюрьмы, и среди толстых щек, надвинутых на уши фуражек и рваных курток Бернар Дакс, одетый с иголочки и прилизанный, выделялся элегантным пятном. Вообще говоря, он был красивый мальчик, и знал это. Он был скороспелкой, уже заглядывался на женщин и хотел нравиться им. Скрытный, несмотря на свои четырнадцать лет, он был бы приятен, если б не его позерство и снобизм. За это товарищи единодушно не переваривали его.
– Дакс, – крикнул один малыш, – вон твоя нянька ждет тебя на тротуаре.
Насмешливый хохот прокатился по улице, кишащей лицеистами. Действительно, сопровождаемая горничной-савояркой барышня Дакс ждала слишком близко от входа. До глубины души почувствовав унижение, Бернар притворился слепым и быстро прошел мимо них, выпрямившись, как палка. Барышня Дакс дала ему пройти вперед и нагнала, только далеко отойдя от насмешников.
– Дура! – вдруг окрысился он в бешенстве. – Я научу тебя делать из меня посмешище в глазах всего лицея! Идиотка! Разве ты не могла дождаться меня на набережной под деревьями? Ведь ты нарочно сделала это?
Барышня Дакс часто теряла терпение. От отца, сурового и упрямого, и от вспыльчивой матери ей досталась по наследству кипучая кровь. Но недавняя исповедь располагала ее прощать оскорбления. Она промолчала, немного опечалившись.
Они шли по набережной. Бернар, шагавший впереди, свернул в первую же улицу.
– Куда ты пошел? – спросила старшая сестра. Бернар дерзко не отвечал.