Как ни странно, Луиз-Жюли больше всего опасалась недавно овдовевшей графини Тулузской. Хотя та была полновата и немолода, она сохранила поразительную красоту. Графиня коварно подбиралась к Людовику: она вовсе не хотела стать его любовницей, она относилась к королю как к сыну. Людовик часто и подолгу бывал в Рамбуйе, поскольку после смерти мужа графиня упросила короля присмотреть за ней и ее сыном.
Графиня была хитрой женщиной и знала, что Конде собираются отнять у ее сына его нынешнее положение. Ее муж был незаконнорожденным сыном Людовика XIV, но отец признал его. Конде считали, что теперь, когда граф умер, нет причин его сыну считаться родственником короля. Графиня собиралась изо всех сил бороться за права сына, герцога де Пентьевра, и если материнская любовь, которую она собиралась дать Людовику, перерастет в нечто большее, то тем лучше для ее семьи.
Графине везло. Молодого графа назвали принцем крови. Графиня выделила в Рамбуйе специальные покои для короля. Она называла их убежищем, где король может отдохнуть, если он устал от государственных дел и нуждался в материнской ласке. Людовик очень грустил, поскольку его дочь Луиза-Елизавета как раз отправилась в Испанию, чтобы выйти замуж за дона Филиппа.
Он меньше переживал по поводу отъезда младших дочерей: они были еще слишком малы и не успели полностью завоевать его симпатии. Людовик переживал отъезд двенадцатилетней принцессы совсем по-другому, особенно потому, что видел горе Анны-Генриетты и маленькой Аделаиды, которых он начинал любить все сильнее и сильнее.
Людовик чувствовал себя разбитым и очень переживал. Им овладевала тоска. Жизнь казалось совершенно монотонной, и даже охота, игра в карты, материнская любовь графини Тулузской и страсть Луиз-Жюли не могли вывести его из этой апатии с примесью меланхолии.
Луиз-Жюли как-то сказала ему:
– Людовик, я получила много писем от моей младшей сестры. Она жаждет приехать в Версаль.
Людовик апатично кивнул.
– Она пишет очень забавно. Паулина Фелиция никогда не была застенчивой. Смотри, видишь ее жирный почерк. «Я… Я… Я…» И так по всей странице.
Людовик взял письмо и прочитал; его губ коснулась легкая улыбка.
– Она очень хочет, – сказал он.
– Могу я пригласить ее ко двору?
– Было бы невежливым отказать ей в том, чего так жаждет ее сердце и чего она так активно добивается.
– Я завтра же ей напишу, – сказала Луиз-Жюли. – Ты найдешь ее очень необычной… совсем не похожей на кого-либо еще.
Людовик зевнул.
– Хоть какая-то перемена, – пробормотал он.
Паулина Фелиция вихрем пронеслась по королевскому двору. Придворные говорили, что они еще не видели столь уродливой женщины со столь высоким самомнением. Но им приходилось соглашаться, что ее уродство нельзя было не заметить. Уродство Паулины Фелиции было неотразимым, и, где бы она ни появлялась, она тут же притягивала всеобщее внимание.