А Рита, увидев мой интерес к театру, каким-то образом доставала то билеты, то контрамарки. Похоже, во всей моей последующей жизни такого интенсивного театрального блаженства я больше не испытывал, разве только во время 5-летней учебы в Ленинградской военно-транспортной академии.
В общем, за эту счастливую командировку я получил неоценимый культурный заряд на всю жизнь и так много узнал о Рите, ее маме, об отце инженере-строителе с консерваторским образованием, лично знакомом с С. М. Кировым. Обладал он хорошим голосом и часто исполнял дома и на концертах оперные арии и романсы. Погоревал вместе с ними по случаю его голодной смерти в блокадном Ленинграде.
Понял и принял образ их жизни, узнал их привычки и увлечения. И моя влюбленность в Риту с первого взгляда уверенно и быстро переросла в большую, огромную любовь к этой хрупкой, светловолосой, сероглазой ленинградке-блокаднице. А она уже работала сборщицей на уфимском заводе телефонных аппаратов и успевала еще ходить на РОККовские курсы медсестер (РОКК — российское общество красного креста).
Мама ее, военврач, имевшая за плечами и годы гражданской войны в роли сестры милосердия, и участие врачом уже в финской войне, теперь была зачислена в штат формирующегося военного госпиталя. И Рита тоже уже числилась будущей медсестрой.
А братишка ее, 15-летний Стасик, где-то работал, зарабатывая свою трудовую хлебную карточку.
Как истый кавалер, я искал повода угостить чем-нибудь Риту. Но в то время в Уфе без карточек были доступны только конфеты-липучки, да густой горячий сладковатый напиток, называемый "хлебным суфле".
Все когда-нибудь заканчивается. Окончилась и моя «лесозаготовительная» командировка, а вместе с ней и мой "театральный сезон". Уехал я в свое Алкино, встречи стали снова редкими, а вскоре Рита сообщила, что формирование госпиталя заканчивается и через несколько дней их должны отправить на фронт.
Побежал я к своему командиру роты старшему лейтенанту Нургалиеву, и он разрешил мне съездить в Уфу, но к вечеру обязательно вернуться.
Едва застал их дома. Они были уже в военной форме и собирали свои вещички. Мне удалось помочь им погрузиться в вагон и, не дождавшись отъезда их эшелона, я попрощался со всеми: надо было успеть вернуться в полк. В первый раз увидел Риту и ее маму, Екатерину Николаевну, в гимнастерках и впервые не стесняясь поцеловал мою солдатку в губы, вытер с глаз ее набежавшие слезинки, едва сдержав свои. И, поскольку уже наступал вечер, бросился к поезду, тронувшемуся в направлении Алкино, на ходу вскочил на подножку платформы, и вскоре мы исчезли друг у друга из вида.