На рабочем месте Надежда раздумывала не долго. Первые две девушки-скрипачки умерли при невыясненных обстоятельствах. И тут в поле зрения попадает третья девушка, играющая на скрипке. Разумеется, в нашем городе молодых девушек, профессионально играющих на скрипке, если не много, то уж не трое. Но Надежде Николаевне очень не нравились совпадения, вот просто чувствовала она, что с этими скрипачками что-то не то. Казалось бы, скрипка – замечательный инструмент, а вот поди ж ты, не везет девушкам. Просто мор какой-то пошел в городе на скрипачек!
Но если отбросить в сторону посторонние мысли, то нужно поторопить Викторию с окончательным ответом. Вот тогда у Надежды в руках будут конкретные факты.
Однако когда она с большим трудом дозвонилась до Виктории, та огорошила ее новостью насчет болезни профессора Зайончковского. Дело застопорилось. Виктория обещала выкроить до вечера время и навестить профессора в больнице, а Надежда сказала, что после окончания работы она приедет прямо на кафедру токсикологии и подождет там Викторию сколько надо. Вопрос очень серьезный, тянуть нельзя.
* * *
Он проснулся внезапно, как от толчка, с ощущением чего-то скверного, непоправимого. Немного полежал с закрытыми глазами, приходя в себя, и вспомнил вчерашний вечер, силуэты на кремовых шторах. Два силуэта.
Вот что произошло, вот что осталось свербящей мучительной занозой в его мозгу, вот что зажгло в его душе злое темное пламя… Неужели все его жертвы напрасны и она, его божество, его избранница, такая же, как все… Она приведет в свой дом мужчину – грязного, вульгарного, отвратительного самца, для которого вся ее музыка – пустой звук, ничего не значащее сотрясение воздуха, которому нужно только, чтобы на столе была еда, в шкафу – чистые рубашки, а в постели – женщина… И она будет варить ему эту еду, помешивать суповой ложкой жирный борщ, пробовать его, добавлять по вкусу соль или лавровый лист, она будет ходить по квартире в засаленном халате и стоптанных тапках. Она будет стирать ему рубашки, руки ее станут красными и грубыми от горячей воды и стирального порошка и уже не смогут держать смычок, не смогут нежно и чувственно прикасаться к певучему телу скрипки.
Когда он впервые увидел ее, ей было семь лет. Они жили в одном дворе, но до этого дня он не замечал маленькую худенькую девочку в черном берете. В тот день – это было в начале марта, и только воробьи почувствовали уже приход весны и галдели как ненормальные, – в тот день он поднимался с санками в руке на деревянную горку и вдруг увидел ее. Она шла через двор в коротком черном пальтишке, прижимая к груди маленький скрипичный футляр, и в ее серых глазах он увидел что-то такое, о чем раньше и не подозревал. Он замер на месте и смотрел на нее, а снизу его торопили, подталкивали: «Эй, ты, Жаконя, ты что – перетрусил, съезжай скорее!» Жека Малыгин рекомендовал дать Жаконе в морду.