пришелзатобой». Я хохочу, когда пою ему это. Я проигрываю ее снова и снова. Он наблюдает за мной. Я полностью растворяюсь в ритме. Голова запрокинута назад, шея выгнута. Когда я оглядываюсь на него, он поет:
–Девочка, даймневремя, чтобызаместиследы.
Я смеюсь.
– Никогда, – отвечаю я. Если мой зверь вздумает покинуть меня, я выслежу его. Он мой. Я говорю ему об этом.
Его глаза сужаются. Он стремительно вскакивает с кровати и в следующее мгновение он уже на мне. Я веселю его. Я вижу это по его лицу, чувствую это в его теле. Он танцует со мной. Я снова поражаюсь тому, насколько он силен, могущественен и самоуверен. По шкале хищника от одного до десяти, моя соблазнительность равна десятке. Это означает, что я в целом также заслуживаю десятку. Я горда этим.
Наш секс яростный. Мы оба будем в синяках.
– Я хочу, чтобы так было всегда, – говорю я ему.
Его ноздри раздуваются, обсидиановые глаза смеются.
– Запомни эту мысль.
– Мне не нужно запоминать. Я никогда не буду чувствовать иначе.
– Ах, Мак, – вздыхает он, и его смех становится столь же темным и холодным, как то место, которое мне снилось, – однажды ты будешь задаваться вопросом, возможно ли ненавидеть меня больше.
Мой зверь обожает музыку. У него есть розовая штука, которую он называет глазной коробочкой[3], хотя, мне кажется, это вряд ли могло когда-либо быть коробочкой для глаз, и с помощью этой штуки он издает много звуков. Он проигрывает песни по несколько раз и внимательно наблюдает за мной, даже когда я не танцую.
Некоторые из песен вызывают во мне гнев, и потому они мне не нравятся. Я пытаюсь заставить его прекратить проигрывать их, но он держит глазную коробочку над моей головой, и я не могу достать ее. Мне нравятся интенсивные, сексуальные песни, как «Pussy Liquor» и «Foxy, Foxy». Ему нравится ставить энергичные, веселые песни, а меня просто тошнит от «What a Wonderful World» и «Tubthumping». Он наблюдает за мной, всегда наблюдает за мной, когда он их ставит. У этих песен глупые названия, и я ненавижу их.
Иногда он показывает мне картинки. Их я тоже ненавижу. Они чужие, чаще всего на них женщина, которую он называет Алиной. Я не знаю, зачем ему нужны ее картинки, если у него есть я! Когда я смотрю на нее, меня бросает в жар и в холод в одночасье. Ее вид причиняет мне боль.
Иногда он рассказывает мне истории. Его любимая – о книге, в действительности настоящем монстре, которая может уничтожить мир. Скучно!
Однажды он рассказал мне историю об Алине и сказал, что она умерла. Я закричала на него и расплакалась, и я не знаю почему. Сегодня он показал мне кое-что новое. Фотографии человека, которого он называет Джек Лейн. Я разорвала их и швырнула кусочки прямо в него. Теперь я простила его, потому что он во мне, и его большие руки на моей петунии – я не знаю, что это за слово и откуда оно взялось! – и он делает этот медленный, эротичный толчок и входит настолько мягко и глубоко, что заставляет меня трепетать до самых кончиков пальцев ног, и целует меня так крепко, что я не могу дышать, да и не хочу. Он в моей душе, а я в его, и мы находимся в кровати, но в то же время и в пустыне, и я не знаю, где начинается он и заканчиваюсь я, и, я думаю, если он так одержим всей этой раздражающей меня музыкой, картинками и историями, то это достаточно небольшая плата за такое наслаждение.