Мастеровые расплатились и тихонько выскочили в дверь. Гуськом, один за другим. Испуганно оглядывались на нас, вжимали головы в плечи. Стражники пошушукались между собой. Наверняка решили, что продолжать шуметь под носом у начальства неразумно, и тоже ретировались. Мы остались одни с братом. Трактирщик с неудовольствием глянул на нас — распугали посетителей, злодеи. Но промолчал, ушел за стойку и принялся протирать тряпкой пивные кружки.
— Вот оно, Тох, — улыбнулся я. — Даже смелости и гордости у народа нет, не говоря уже о чести и достоинстве. Мы проиграем войну. Такие не станут сражаться, а просто станут на колени пред имперцами и молитвенно сложат ручки — делайте что хотите, только не убивайте и добро не трогайте.
— Люди могут стать лучше, Эскер, — проворчал Тох. — Ты не понимаешь — им пример нужен. Если найдутся такие, что поведут за собой, вдохновят на подвиги…
— Из меня плохой вдохновитель, — сказал я и быстро допил успевший остынуть чай. — Геройствовать не нанимался.
— Я тебя об этом и не прошу, — невесело рассмеялся брат. — У тебя мания величия, Эскер.
— Может быть, — скривился я. — Что ты еще найдешь во мне неправильного?
— Не говори глупостей, — парировал Тох. — Просто выполни свой долг.
— Я тебе говорил, что никому не должен, — заупрямился я. — Извини, но воевать не буду.
Брат открыл было рот, чтобы выразить свое возмущение и злость, но лишь махнул рукой, устало вздохнул. Широкие плечи поникли, словно под тяжким грузом. Тох обмяк, расплылся по стулу бесформенной массой плоти и доспехов. Огонек в его глазах погас, на меня посмотрел как на пустое место. Я поежился, передернул плечами. Неужели так серьезно?
— Эскер!..
— Да? — отозвался я, уже понимая, что сейчас сдамся, дам себя уболтать.
— Не предавай хоть ты меня, — тихо попросил Тох. — Я не смогу выдержать еще одного такого удара.
Я посмотрел в карие глаза и поежился. В них проглядывала бездна, темная и всепоглощающая. Не знаю, как Тох еще держится… А держится ли он? Цепляется за любую соломинку, карабкается, Пытается удержать свой рассудок на плаву. А я — одна из соломинок.
Ответственность. Как я ее боюсь. Стараюсь обойти стороной, не принимать на себя. Это обязывает. Но я действительно должен. Не себе, не паршивой стране или глупым ленивым людям. Я должен брату. Потому что он надеется на меня. Родная кровь — нечто большее, нежели просто похожие черты лица, детство, проведенное вместе, или глупые семейные отношения. Родная кровь — последнее, что у нас остается, когда остальное разрушено, сожжено и развеяно в прах. Но когда и кровь предает, то ты остаешься один в большом суровом мире. И некому прикрыть спину, некому сказать ободряющие слова…