Летова, не ответив, лишь коротко кивнула. По поводу этого дела она придерживалась совсем иного — так сказать, особого мнения.
* * *
Серебряков с бесстрастным выражением лица прохаживался по опостылевшему двору. Он и в машине успел насидеться, и к ларьку сходить — попить пивка, правда, задолго до того, когда в дом № 18 должны были заявиться интересовавшие его люди. В кармане у Серебрякова лежали две фотографии: одна — вице-президента Кортнева в давние студенческие годы и вторая — некоего молодого человека по имени Сергей, к которому, как полагал Серебряков, Игорь Кортнев так зачастил в последнее время.
Насколько Серебряков успел узнать, приятель Кортнева по имени Сергей Штерн происходил из старинной, чуть ли не аристократической фамилии, чьи предки доблестно служили отечеству на полях славы во времена Крымской, Японской и Мировой войн. Потом, правда, в семье дела пошли худо. В конце сороковых дедушку арестовали как члена антинаучной группы вейсманистов—морганистов, а папаша Сергея — тогда студент Московского университета — настолько был этим арестом напуган, что из желания жить спокойно торжественно отрекся от деда, чего Сергей так и не смог ему простить. Оттого, наверное, и его собственная жизнь пошла наперекосяк. Когда его родители развелись, он остался жить у алкоголички-матери, хотя имел возможность переехать в трехкомнатную квартиру отца на Сретенке. Мать — помимо тихого пьянства — имела склонность к рисованию, в частности, к живописи, и сумела привить ее своему непутевому сыну, который дурно учился в школе и имел «отлично» только по пению и рисованию.
По этой, вероятно, причине Сергей Штерн, принадлежавший к сливкам московской элиты, вместо того чтобы отнести документы в Московский государственный университет, назло своему папаше — профессору-историку марксизма — подался в художники и отнес документы в МАХУ. Папаша-марксист, разумеется, негодовал, но мать была в восторге, потому что Сережа Штерн, выбрав себе жизненное поприще, окончательно подтвердил свой разрыв с отцом.
С Игорем Кортневым все было по-иному. Красавец родом из простой рабочей семьи — так что его внешность маркиза XVIII века ехидные девчонки из училища приписывали греху его прапрабабки в полумраке барской спальни. Зато рисовать он начал с детства и занимался этим с огромным удовольствием — что девочки тоже, отчасти, приписывали генам неизвестного князя или графа с художественными наклонностями. Так или иначе, но для Кортнева с детства существовал только один путь — в художественное училище.
Игорь был самым талантливым графиком на курсе — он умел делать такие гравюры, что его преподаватели выпучивали глаза и говорили, что ему место не в двадцатом, а в шестнадцатом веке — когда жили и работали великие художники-графики Дюрер и Кранах.