Серебряков, не коснувшись фотографии и пальцем, некоторое время тщательно ее рассматривал. Игорь Кортнев, уже куда больше походивший на нынешнего, улыбался с фотоснимка ему, Серебрякову, во все тридцать два белоснежных зуба. Тимофей, однако, больше внимания уделял изображениям молодых людей, расположившихся на снимке с Кортневым рядом.
Потом Тимофей, ни слова не говоря, выложил перед дамой из деканата десять пятисотрублевок и, будто между прочим, поинтересовался:
— У Игоря Кортнева имелся близкий друг по имени Сергей. Вы могли бы указать его на снимке?
Снова со скрипом отъехал ящик, цепкая рука «серой мышки» сграбастала купюры, после чего последовал ответ:
— На этом снимке четыре выпускника с этим именем. Кто вас интересует больше?
— Дайте мне папки на всех четырёх, — произнес он с таким ледяным холодом в голосе, что дама из деканата сразу поняла — денег больше не будет, так что заикаться об этом даже не следует. Нужно отрабатывать полученный гонорар. Молча она протянула Серебрякову то, что ему требовалось. Серебряков, тоже не сказав ни единого слова, уложил папки в портфель, после чего двинулся к выходу. У двери он остановился, повернулся к очкастой даме и произнес:
— Надеюсь, мне нет нужды говорить вам, что эта сделка должна остаться нашей маленькой тайной. — Взгляд Серебрякова был настолько красноречив, что женщина скорее согласилась бы откусить себе язык, нежели обмолвиться о встрече с этим кошмарным типом хотя бы одним словом. Теперь, когда Тимофей стоял от нее на расстоянии — она, будучи дальнозоркой, увидела и его красные веки, и острый, как обломок напильника, нос, а главное — его похожий на трещину в гранитной плите безгубый рот.
* * *
— Ну, переставляй ноги-то… видишь, как с костылями хорошо? — Гвоздь едва ли не с братской заботой помогал Мансуру ходить по палате. Тот делал один шаг, затем другой, потом радостно ухмылялся, говорил «карашо» и снова делал шаг по скользкому полу.
— Вот ведь — ходит чурка, — удивился Мамонов, заглядывая время от времени В палату. — И вполне, надо сказать, сносно. Если бы он еще так разговаривал — цены бы ему не было…
— Правильно, что ходит, — мгновенно отозвался на его слова Черкасов, расположившийся в гостевой комнате палаты «люкс». — Ты что же, сукин кот, маленьких детей не видел? Сначала они ходить начинают, а уж говорить — потом…
— Вы, Александр Николаевич, прямо-таки ангельским терпением обладаете, — заметил Мамонов, которому надоело созерцать плоскую физиономию казаха, и он плотно прикрыл дверь в палату Мансура. — Тут каждая минута, можно сказать, на счету…