-- Одрин, я... говорила, что люблю тебя?
-- Нет, -- он приподнял мою голову, и я снова встретила завораживающий взгляд этих странных глаз, отливающих серебром в свете очага. -- Но я и так знаю.
Я смотрела на него без страха, доверчиво, уверенная, что мевретт не предаст, не станет играть мною, и словно окуналась в текучее пламя.
А у Себастьяна этой ночью, похоже, появилась насущная потребность выговориться, потому как он снова начал бубнить себе под нос:
-- А вот интересно... может, мне тоже влюбиться? Хотя -- нет... ревнующая Ромашка -- это страшно... И для начала девушке придется ее убеждать...
-- Легко... А тебе чего, завидно? -- насмешливо поинтересовался Сианн, имея ввиду нас с Мадре.
-- Ну, не то, чтоб завидно... -- протянул мальчик, -- так, самую малость, -- он вздохнул. -- А вообще -- ну их, этих девушек, они, если честно, не сильно удобная компания для приключений на голову и прочие места...
О девушках было говорить намного приятнее, чем о Колдунье с Гнилого Болота.
Сианн оглушительно рассмеялся, и невесть откуда залетевшая ночная бабочка, норовившая пристроиться на голову Одрину, испуганно метнулась и хлопнулась на стол. Мадре неодобрительно покосился на сына, повернулся и, осторожно подняв насекомое, подул на серые крылышки.. Бабочка шевельнулась, взлетела и поднялась к висящему под потолком колесу с догоревшими оплавленными свечами.
Сябик медленно поднялся, грустно сообщил в никуда, что проведает Цветочка, и ушел во двор..
На лестнице наконец-то появился трактирщик, сжимая в руках груду полотенец. Осторожно спустившись по скрипучим ступеням, он подошел к нам и вывалил на скамью свою поклажу.
-- А ты, милейший, никак кружным путем шел? -- строго спросил его Мадре, наклоняясь и придирчиво разглядывая принесенное.
Корчмарь испуганно покосился на него, почесал затылок и невнятно промямлил:
-- Ну так... полночь же на дворе... страшновато одному-то ходить, вот помощника и дожидался.
-- А что страшно-то? -- удивился Одрин, сунув мне в руки мягкое, пахнущее скошенной травой полотенце с причудливой вышивкой по краям.
-- Ну так... -- корчмарь помялся. -- Вы вывеску-то нашу видали?
-- Ну да, видели. Сменить бы ее пора, уж больно потрепанная, -- поморщился мевретт.
-- Да нет, я про название! -- трактирщик боязливо оглянулся по сторонам и прошептал: -- Танцовщица! И рубашка у нее вот такая -- он выразительно провел ребром ладони по бедрам.
-- Кто? -- не понял Одрин.
Я, заморгав, посмотрела на трактирщика: ну, танцовщица, ну, в короткой рубашке... Что в ней страшного?