Одрин вздохнул, досадуя, что мыслями я уже в городе. Скучно выхлебал мед и подошел к окну.
Зато Люб покосился на меня с уважением: "А знаете? У нас с Тему так, конечно, выходило, но шибало здорово"...
-- Сатвер? -- встрепенулась Темулли. -- А причем тут Сатвер?
Подскочила и заозиралась по сторонам.
-- Что такое? -- встревожился Люб.
-- Где мое платье?! Куда оно делось?
-- Какое платье?
-- Мое, старое...
-- Это не та тряпка на кровати? -- Сианн указал нужное направление и, опять пренебрегши чашкой, приложился к кувшину. Девочка коршуном бросилась на искомое, обшарила складки, выхватила измятую бумажку и спрятала в рукав рубахи. Люб быстро глянул на подругу. Скривился, словно усилием воли прогонял какие-то противные мысли, знать не зная, как сильно сейчас похож на старшего мевретта.
Гроза прошла, и только нудный ливень барабанил в окна. На душе Мадре скребли кошки. "Ну почему хорошее не может длиться вечно... -- он прижался лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. -- Ее запах, ее голос, ее глаза... Завтра все это окажется далеко-далеко и я бессилен что-либо сделать с этим"...
Я бросила чашу на пол и подошла к Одрину, отважно положила руки ему на плечи:
-- Что с вами? Я могу помочь?
Мне... стало больно... как ему?
Одрин порывисто обернулся и прижал меня к себе. Шепнул на ухо:
-- Не уезжай, Триллве...
Люб сообразил, что подглядывать такое нехорошо только после того, как его уши начали гореть. Уж очень странно это смотрелось... Мевретт Мадре всегда был таким... Строгим...
-- Одрин... пожалуйста... -- мне стало нечем дышать. -- Не надо меня удерживать... я вернусь. Обещаю!
Я обняла его до боли, желая никогда не размыкать объятия.
Элвилин прижал мою голову к своему плечу и, уткнувшись в волосы, прошептал:
-- Прости, я понимаю. Просто мне без тебя будет очень плохо...
-- Н-не думай об этом сейчас...
Я приподнялась на цыпочки и стала целовать его глаза, щеки, губы...
Ноги подогнулись.
Одрин, должно быть, почувствовал, что та грань, за которой он уже не сможет себя контролировать, опасно приблизилась и, заметив круглые глаза Люба, титаническим усилием взял себя в руки:
-- Я постараюсь, Триллве, -- шепнул он и с сожалением оторвался от моих губ.
Я неуверенно выпустила Одрина и оперлась о подоконник. Голова кружилась.
Люб и вовсе отвернулся, не желая мешать. Вся его растерянная худая спина выражала вопрос, неужели он когда-нибудь, когда вырастет -- тоже вот так вот... полюбит?
Зеленоволосая девочка тронула друга за рукав и качнула головой, мол, вот оно как...
Люб только удивленно кивнул: