Вспыхнувшая было надежда остро, словно жгучим перцем, ожгла морды краской позора и унижения.
В порыве какой-то дикой злобы я хотел было раздолбить проклятую железяку, однако Иен мягко перехватил мою занесённую было руку, и остановил меня:
— Сэр, этот агрегат может быть нам нужно в дальнейший время. Никто не знать, где взять потом такой агрегат. — Он подкупающе улыбнулся и слегка пожал плечами.
Он был прав, прав, этот чёртов, вечно умный и невозмутимый англичашка… Вечно спокойный и рассудительный, как сто Каа.
И я, скрипя до изжоги зубами, вырвал руку, бросил-таки уже схваченный увесистый молоток, и ушёл, не забыв, однако, плюнуть в сердцах в сторону поганой машины.
Мы едва успели успокоиться от этих двух событий, как на тебе….
Верно я говорю: если в дом зачастила шиза, держи наготове успокоительное средство.
Похоже, в этом году нам придётся готовить до полного комплекта и смирительные рубашки…
Потому как теперь мы — счастливые обладатели почти «документа».
И, несмотря на то, что большинству из нас попросту смешно, мы улыбаемся уже вымученно и растерянно. Как улыбается до смерти вымотанный проблемами человек шалостям трёхлетнего карапуза.
Что-то именно в ЭТОМ листке подспудно не даёт мне покоя.
— Сэр! Вы думать, что этот бумага есть серьёзный причин беспокойство? — Пожалуй, лишь Лондон трезво смотрит на всё даже во сне.
Вот и сейчас я перехватываю его напряжённый взгляд. И устало киваю ему:
— Да, Иен. Уж не знаю, почему, не знаю…но именно ЭТО кажется мне куда серьёзней, чем весь предыдущий шапито…
Снова впиваюсь глазами в плоскость листа, испещрённого ровным, почти каллиграфическим почерком. В нём заложена масса всего интересного.
Для наблюдательного глаза…
— Вот видишь, — это писал человек грамотный и образованный. И он уже имел дело с властью. С организацией какого-либо процесса. Возможно, был руководителем какого-то органа, сектора, отдела… Да козьего выпаса, наконец! — К нам начинает прислушиваться Вурдалак.
Пока ещё с долей скрытого сарказма он, сложив на коленях руки, уставился в пол на отстукивающие какой-то такт собственные носы ботинок.
— Я думать, Вы правы, сэр. Этот человек очевидно, что имеет грамотность. Уверенность и аккуратность в письме и ведении дело… Он — педант. — Лондону хорошо виден край листа, и он исподволь поддерживает мои размышления.
— Да что вы, в самом-то деле, мужики?! Из крайности да в крайность! — Упырь уже не выдерживает. — Очередной даун, пусть даже и образованный! Может, ещё с посольством к нему выехать? Санным обозом! Или ссаным…
Я не спешу со спорами и объяснениями, но знаю, что их придётся дать. И не только Упырю. Не только себе и Иену.