– Ты потому сказал – Лёша, что думаешь, я леший, да? Я – нет. Я просто Володя. Человек Володя.
– У тебя рот, как у лягушки, – сказал Тяпкин.
– У человека тоже бывает рот, как у лягушки, – возразил Лёша.
– Бывает, у Петра Яколича, – согласился Тяпкин. – Только у него борода.
– У нас тоже есть, у какого борода, сказал Лёша и прикрыл свои острые, как у кузнечика, коленки горстками, чтобы они казались круглей.
– А он кто? – спросил Тяпкин.
– Такой один… У него борода серая. Или, наверное, зеленая. – Лёша вздохнул и поглядел на березу, там с ветки свешивался серо-зеленый лишайник. – А ты мне дашь чего-нибудь? Я кушать захотел.
– Конфету могу. – Тяпкин достал из кармана пальтушки конфеты, развернул одну и протянул Лёше. Он понимал, что Лёша ещё глупый и может съесть конфету прямо с бумажкой.
Лёша взял конфету обеими руками и, стал быстро есть. Зубы у него были остренькие, как у белки в зоологическом магазине. Тяпкин тоже стал есть конфету.
– Меня мама побила, – пожаловался он.
Лёша вздохнул и улыбнулся.
– А меня один раз бил дед Хи-хи. Таким сучком но спине.
– А кто дед Хи-хи?
– Такой один… Противный очень. У него лицо, будто лужа, когда дождик идет. И всё время так делает…
Лёша очень противно вывернул свои симпатичные толстые губы и передразнил деда Хи-хи, как тот хихикает. Тяпкин понимающе хмыкнул и сказал:
– Как Петр Яколич: «Любачка, а где твоя мамачка? Хи-хи!» – Тяпкин помолчал и спросил не сразу, потому что он понимал, что о таких вещах спрашивать неловко: – За что тебя побил этот твой Хи-хи?…
– Лезу везде без спросу. Всё хватаю.
Лёша деликатно не спросил, за что попало Тяпкину, но Тяпкин честно сказал сам:
– А я матери работать не даю. Она всё работает, работает…
– Тяпкин, – спросила я, высунувшись в окно, – ты с кем так громко разговариваешь? И что ещё за «матери»?
В окно я увидела только, что бедный Тяпкин сидит ссутулившись, словно старичок, на верхней ступеньке крылечка и что-то бормочет. На меня он посмотрел сердито и ничего не ответил.
– Ты с белочкой разговариваешь? – предположила я, не увидев никого в саду.
– Ни с какой ни с белочкой… – пробурчал Тяпкин, потом вдруг улыбнулся. – Мам, я уже посидела одна, можно, я пойду к тебе?
– Ещё немножко посиди, поговори с белочкой, потом я выйду, и мы пойдем на речку или к Галине Ивановне.
Как ни странно, Тяпкин не стал больше припрашиваться я снова продолжала работу. А на крылечке опять послышалось какое-то бормотание.
А зачем она работает? – спросил Лёша. – Это твоя матерь?
– Мама, – поправил Тяпкин. – Работает… Надо ей… Она мне, может быть, ребеночка родит. Играть… Живого ребеночка, как у Надьки.