Он раскусил ее характер, когда она стала первым клиентом только что организованного им самим агентства. Бывший босс, с негодованием вспоминая свой опыт общения с нею, предупреждал Барта: «Она пожирает агентов на завтрак! Это же Мэгги Кендал, а не Лилиан Гиш!» Но ему самому удалось продержаться це-лых десять лет.
Ей интересен один человек во всем мире – она сама, размышлял Барт, потягивая пиво. И дочка ей нужна, чтобы взбодриться. Что она о ней знает? Место и дату рождения. Разве этого достаточно, чтобы ее найти? Как, например, ее зовут? Где она живет? Да и жива ли? Прошло двадцать семь лет. Мало ли что могло случиться за это время?
Да, черт побери. Барт передернулся, вспомнив, что ему довелось стать свидетелем провала одного из бредовых замыслов Мэгги. Понадобилось немало времени и много трудов, чтобы ликвидировать последствия бедствия. Это внезапно ожившее воспоминание гвоздем засело у него в мозгу. Он поставил на стол кружку и в задумчивости уставился на нее.
А что, если найденная дочь не захочет признать свою родимую матушку?
В таком случае Мэгги придется пережить один из тяжелейших ударов, которые ей когда-либо приходилось принимать на себя. Неприятности с ролью Джудит Кейн, конечно, не в счет. Это мелочь. Такое потрясение просто размажет ее по стенке, подорвет все жизненные силы. Во всяком случае, надолго. И тогда у него появится возможность вмешаться и помочь, как помогал он ей раньше. Он сумеет обеспечить ей еще лет пятнадцать-двадцать на артистическом Олимпе. Мэгги Кендал – звезда, причем она обладает кое-чем еще, что выделяет ее из звездной среды: у нее талант великой актрисы. Так вот, если долгожданная дочурка отвергнет бедную матушку, Мэгги нужно будет на кого-то опереться. Например, на Уилла Бартлета.
Он любил Мэгги уже много лет и не испытывал никаких иллюзий на сей счет, прекрасно понимая, что эта любовь неразделенная.
Мэгги доверяла ему, полагалась на него, он ей нравился, и она называла его своим лучшим другом. Она даже в каком-то смысле его любила. Но это была не та любовь, о которой он мечтал. Не та, которой он любил ее. Мэгги могла сводить его с ума, приводить в ярость, разжигать в нем огонь, а порой, наоборот, исцелять измученную душу, воплощать в себе саму нежность и теплоту, даже саму отверженность. Словом, в ней было все. Кроме одного: любви.
Конни предполагала, что, когда Мэгги была юной и впечатлительной, какой-нибудь сукин сын нанес ей незаживающую рану, и с тех пор она зареклась от любовных приключений. «Во всяком случае, – утверждала Конни, – оба своих брака она заключила без всякой оглядки на любовь, из чисто рациональных соображений. И никаких романов у нее не было, я, по крайней мере, не замечала ничего подобного. А все почему? Потому что любовь, с ее точки зрения, – слишком рискованное мероприятие».