Клуб Знаменитых Капитанов (Крепс, Минц) - страница 25
А его любили и, надо полагать, любят сегодня многие миллионы читателей. Правда, я не мог не отметить, что у него было немало противников и завистников. Мне довелось, находясь в личном кабинете хозяина замка, присутствовать при его разговоре с сыном. Слегка приоткрыв переплет «Путешествий Гулливера», я услышал, как Дюма-младший рассказывал отцу, что того обвиняют в создании «фабрики романов»… И в том, что он искажает историю. В ответ раздался громкий хохот отца. «Возможно… Но история для меня – только гвоздь, на который я вешаю свою картину», – сказал он, похлопывая сына по плечу.
Мне также запомнилась первая встреча с Дюма молодого начинающего литератора Жюля Верна. Его привез в замок «Монте-Кристо» один знакомый кавалер. «Александр Великий» принял нежданного гостя с исключительным радушием, и краткий визит затянулся на несколько дней…
Меня перебил милейший Тартарен, которому давно хотелось поделиться с друзьями всем, что он знал о «Трех мушкетерах». Оказывается, капитан королевских мушкетеров Шарль де Бас д'Артаньян имел придворное звание «Смотрителя королевского птичника». Ему был обещан маршальский жезл, но получить его д'Артаньян не смог, так как был убит при штурме голландской крепости Маастрихт на Мозеле.
На письменном столе Дюма долгое время лежала книга «Мемуары д'Артаньяна». Но их написал вовсе не герой «Трех мушкетеров», а один его знакомый Куртиль де Сандрас. Из этой книги писатель заимствовал историю путешествия д'Артаньяна в Париж, историю миледи и ряд приключений мушкетеров, а также имена Атоса, Портоса и Арамиса. Впоследствии было доказано, что все трое – исторические лица и подлинные друзья своего капитана.
Мы уже садились на коней, когда достойнейший Артур Грэй сообщил, что первым переводчиком Дюма на русский язык был Виссарион Белинский, а одним из первых читателей – Александр Герцен. Максим Горький вспоминал, как в дни своей юности он зачитывался романами Дюма.
Отдохнувшие скакуны быстро домчали нас к старинным воротам. Любимец Тараскона осадил коня и торжественно приподнял свою малиновую феску:
– Тпру!.. Капитаны, снимите шляпы, береты и фуражки…
Вот!.. Именно отсюда однажды выехал семнадцатилетний гасконец на жалкой лошади апельсинового цвета. Он держал путь в Париж и мечтал о славе…
После минутного молчания пятнадцатилетний капитан въехал в открытые ворота и попросил нас следовать за ним.
Через весьма короткое время наша кавалькада очутилась на пустынной площади… Милейший Тартарен не без труда слез, а точнее, свалился на землю, нисколько не потеряв при этом присутствия духа. Как он был великолепен, когда заговорил в этот торжественный момент: