Дамы окружили Розамунду и стали помогать ей раздеваться, старательно загораживая ее от любопытных мужских глаз. Кавалеры же разоблачали своего лорда, стягивая с него дублет и рубашку и с не меньшей, чем у дам, ретивостью пряча его от приметливых знатных матрон, завидовавших невесте, заполучившей такого красавчика. Те же из дам, кто успел изведать пылкость Генри на ложе, а не понаслышке, понимающе улыбались, досадуя, что столь щедрые дары достанутся нынешней ночью этой стыдливой дурочке, наверняка неспособной их оценить – ведь только-только из монастыря.
Розамунду подвели по ступенькам к стоявшей на возвышении кровати. Покрывало убрали, открыв слепящей белизны белье, сладко пахнувшее лавандой и розмарином. Не помня себя от смущения и стыда, Розамунда скользнула под простыню, порадовавшись тому, что в изножье лежит грелка с углями, ибо ноги бедной печальницы были холодны как лед. Она стиснула руки, чтобы унять их дрожь. Заметив ее волнение, дамы довольно посмеивались, полагая, что это страх перед предстоящим ей испытанием. Они разобрали ее прическу и, расчесав ей волосы, разложили роскошными каштановыми волнами по подушке. Самые сердобольные уговаривали Розамунду не бояться, утешая ее тем, что ровно через девять месяцев она подарит его светлости прекрасного сына.
Теперь был черед укладывания жениха: его мужская свита тоже подвела его к ложу, облачив предварительно в свободный халат из багряного дамаста, отороченный по подолу мехом. Когда же верхнее платье сняли, дамы не смогли сдержать разочарованного стона: под багряницей оказалась белая спальная сорочка. Многие из них мечтали хоть одним глазком взглянуть на жертвуемую супружескому долгу мужскую красу.
Итак, все ритуалы были соблюдены: новобрачные восседали, опершись на пышные пуховые подушки, чинно сложив руки не одеялах. Важная миссия была завершена, и гости, отступив на несколько шагов от кровати, начали горланить столь непотребную песенку, что некоторые дамы густо покраснели. Икая и пыхтя, разгулявшееся сборище выстроилось рядком – каждый уцепился за пояс впереди идущего – и таким манером потянулось к двери. Иногда в этой живой цепочке раздавались протестующие вопли, – видно, кое-кто из кавалеров тянул руку гораздо выше талии оказавшейся впереди дамы. Постепенно последние гости выскользнули в коридор, и в комнате остались лишь слуги.
Генри с облегчением вздохнул и, махнув им рукой, сказал:
– Можете идти. Я и моя досточтимая супруга более в ваших услугах не нуждаемся. Про вино не забыли? – Он взглянул на сундучок у изголовья и успокоился: там стоял накрытый салфеткой серебряный поднос с яствами, коими в случае нужды следовало укрепить силу. – Все свободны.