– Скверно! – неожиданно зло ответила Нелл. – А вас это, кажется, совсем не занимает?
– А меня это должно занимать? – спросил он игриво. Его спутник цинично улыбался.
– Если вы не подлец, то должно, – отчеканила Нелл. Генри Киллигрю повернулся к своему спутнику:
– Этот ребенок раздает крепкие напитки в публичном доме матушки Гвин.
– И крепкие словечки тоже, ручаюсь, – сказал тот.
– О да, злоязычный бесенок, – ответил Генри. Нелл вдруг воскликнула:
– Сестра в тюрьме. Ее повесят.
– Что? – равнодушно спросил компаньон Генри. – Уже и шлюх вешают? Это никуда не годится.
– Действительно, никуда не годится! – воскликнул Генри. – Перевешать всех женщин в Лондоне и оставить нас одних!
– Боже, храни всех шлюх Лондона! – прибавил другой.
– Ее собираются вешать за то, чего она не делала, – сказала Нелл. – Вы должны спасти ее. Вы должны вызволить ее из тюрьмы. Это из-за вас она туда попала.
– Из-за меня?
– Точно, сэр. Она надеялась, что вы придете, но пришел другой, а не вы. Она ему отказала, а он обвинил ее в преступлении. Это мясник с Ист-Чипского рынка. Роза не могла с ним… после вашей светлости.
– Бесенок капнул меда в уксус, Генри, – сказал как бы между прочим его приятель, поправляя свои кружевные манжеты.
– Оставь свои насмешки, – ответил Генри неожиданно серьезно. – Бедняжка Роза. Значит, этот мясник засадил ее в тюрьму, да?.. – Он повернулся к приятелю. – Послушай, Браун, это нельзя так оставить. Роза славная девушка. Я как раз сегодня собирался зайти к ней.
– Тогда зайдите к ней в тюрьму, сэр, – попросила Нелл. – Зайдите к ней, и вы, такой важный джентльмен, конечно же, сможете устроить, чтоб ее освободили.
– А этот бесенок хорошего мнения о тебе, – сказал Браун.
– И его не следует портить.
– Ты куда, Генри?
– Я иду повидаться с мисс Розой. Я люблю Розу. И предвкушаю много счастливых часов с ней.
– Господь вознаградит вас, сэр, – сказала Нелл.
– И Роза тоже, я полагаю, – заметил Браун.
Они зашагали в сторону от дома леди Беннет; Нелл бежала рядом с ними.
Жизнь была воистину прекрасна.
Больше не было необходимости скрывать свою миловидность. Теперь она мыла и расчесывала свои волосы – и они ниспадали ей на спину легкими волнами. Не нужно было изображать косоглазие и хмуриться – и она могла смеяться сколько ей вздумается, чаще всего она так и делала.
В тот день, когда она вошла в Королевский театр, в Лондоне не было девушки радостнее ее. Леди Каслмейн, хоть она и слыла королевской любовницей, не могла быть счастливее маленькой Нелл Гвин в ее блузке с глубоким вырезом, корсете, юбке, накидке из грубой шерсти и косынке вокруг шеи. И обута она была в настоящие туфли! Каштановые локоны едва касались ее открытых плеч; теперь она выглядела соответственно своему возрасту. Ей исполнилось тринадцать лет, и хотя в ее тринадцать лет она все же была крошкой в сравнении со сверстницами, – это была прелестнейшая крошка.