С четырнадцатого числа следующего месяца Эндрью приступил к своим обязанностям в отделении для приходящих больных легочной больницы Виктории. Там по вторникам и четвергам он был занят от трех до пяти. Все было совсем так, как когда-то в Эберло, с той лишь разницей, что теперь к нему приходили больные только с болезнями легких и бронхов. И, разумеется, теперь, к его тайной великой гордости, он не был больше младшим лекарем страхового общества, а занимал почетное место врача одной из самых старых и известных больниц Лондона.
Больница Виктории была бесспорно стара. Находилась она в Бэттерси, среди сети убогих улиц, у самой Темзы, и даже летом сюда редко заглядывал луч солнца, зимой же ее балконы, на которые полагалось вывозить в креслах больных, бывали чаще всего окутаны густым речным туманом. На мрачном обветшалом фасаде красовался большой плакат красными и белыми буквами - воззвание, которое казалось излишним: "Больница Виктории разрушается!"
Отделение для амбулаторных больных, где работал Эндрью, казалось каким-то пережитком восемнадцатого века. В вестибюле, в ящике под стеклом, красовались ступка и пестик, которыми пользовался доктор Линтель Ходжес, врач этого самого отделения в годы 1761-1793. Необлицованные стены были окрашены в темношоколадный цвет необычного оттенка, коридоры с неровным полом, хотя и идеально чистые, так плохо проветривались, что стены потели и во всех помещениях царил затхлый запах старости.
В первый день Эндрью обошел отделение с доктором Юстесом Сороугудом, старшим врачом, пожилым аккуратным мужчиной лет пятидесяти, ниже среднего роста, с седой эспаньолкой и любезными манерами, похожим скорее на церковного старосту, чем на врача. Доктор Сороугуд имел в больнице свои палаты, и, по принятому здесь порядку, тоже пережитку старых традиций, которых он был великим знатоком, считался "ответственным" за Эндрью и за доктора Миллигена, второго младшего врача.
После обхода больницы он увел Эндрью в длинную комнату врачей, находившуюся в нижнем этаже. Несмотря на то, что не было еще и четырех часов, здесь уже горели лампы. Жаркий огонь пылал за железной решеткой, на стенах висели портреты знаменитых врачей больницы, среди них, на почетном месте над камином, доктор Линтель Ходжес, очень важный в своем парике. Это была замечательная реликвия славного прошлого, и по тому, как слегка раздувались ноздри доктора Сороугуда, видно было, что этот холостяк и церковный староста любит ее, как собственное детище.