На секунду ветер достиг непреодолимой мощи – и вдруг Т. буквально вылетел из снежного облака в синий летний вечер.
Он потерял равновесие и упал в траву. Коньки, только что прочно сидевшие на ногах, сами соскочили и уехали в снежное облако, оставшееся за спиной, после чего это облако, закрутившись, превратилось сначала в смерч, потом в узкий столб снежного праха и исчезло без следа.
Было почти темно. Т. лежал на траве недалеко от кирпичных развалин. Ужасно болела голова, саднила оцарапанная пулей рука, но все же он был цел.
Бросок бомбы оказался точным – при взрыве Т. попал в мертвую зону, и его не задело.
Монахам повезло меньше. Все чернецы были мертвы – их иссеченные осколками тела лежали вокруг Т. по радиусу от точки взрыва, как лепестки страшного цветка смерти, центром которого был он сам. Поодаль валялся Варсонофий – здесь он выглядел не так, как на льду. Кровавый след за его телом показывал, что он пытался уползти, но сил хватило ненадолго. Под его повернутым в траву лицом натекла большая лужа крови, где размокал теперь клобук.
Т. поднялся на ноги, посмотрел туда, где исчез снежный вихрь, и вдруг заметил в траве что-то желтое. Прихрамывая, он подошел ближе и увидел тот самый саквояж, который валялся на льду возле мертвого банкира-часовщика. Саквояж не был заперт – открыв его, Т. увидел ровные столбики завернутых в бумагу монет.
«А это кстати, – подумал он, – я ведь поиздержался…»
Когда он вышел на дорогу, уже совсем стемнело. Он чувствовал страшную, неземную усталость – словно на его плечах висело коромысло со свинцовыми ведрами, полными воды из Стикса.
Вскоре на тракте появился огонек – это был керосиновый фонарик на оглоблях телеги. Т. встал в самой середине дороги, чтобы мужик увидел его издалека и не испугался. Подъехав, телега остановилась.
– Подбрось, братец, – сказал Т. – Награжу.
– Куда свезти, барин?
– В Петербург. И быстро, братец, быстро.
Мужик немного подумал и кивнул. Т. забрался в телегу и накрылся скомканной попоной, лежавшей поверх сена.
Через несколько минут езды, когда его уже морило в сон, мужик спросил:
– А в Петербурге куда, барин? Он большой.
– К Достоевскому, – ответил Т. решительно.
– Достоевскому? – удивился мужик. – Шутить изволите, барин. Достоевский уж сколько лет как померли.
– Врешь…
– Вот те крест, барин.
– Тогда в гостиницу. В самую лучшую, на Невский.
– Сделаем.
«Однако, какой-то слишком удобный и вежливый мужик, – думал Т., засыпая. – Словно он последние десять лет каждый день выезжает на дорогу в надежде подобрать барина, только что переправившегося через Стикс. Верно, толстовец… Впрочем, в русском человеке всегда есть тайна, так почему бы не найтись такому именно мужику? Следовало бы, конечно, поработать над образом. Задуматься, как он рос, как влияли на его душу великие события в жизни нашего Отечества… Или лучше просто дам ему золотой, и ну его к черту, в самом деле».