Тут что-то ударило в дверь изнутри, и раздался противный скрежет, будто по металлу скребли острым. «Кербер!» – понял Т.
Надо было спешить. Приблизившись к кромке льда, он сел в снег и быстро приладил коньки к ногам – кожаные ремни держали лезвия прочно и надежно. Встав, он вышел на лед, глянул на кирпичную руину и покатил к залитому огнем горизонту.
Он успел только несколько раз оттолкнуться ото льда, приноравливаясь к конькам, когда сзади донесся скрип ржавых петель. Т. обернулся на звук.
Дверь отворилась. Т. увидел фигуру в серой хламиде с надвинутым капюшоном и странную собаку – вроде большого волкодава, только с уродливыми грыжеподобными мешками по бокам от морды. Эти мешки зашевелились, повернулись, и Т. с омерзением понял, что это еще две головы. Неизвестный в сером отпустил трехголовую собаку, и та проворно побежала к границе льда.
«Если это Кербер, – вспомнил наконец Т., – значит, передо мной Стикс… Теперь только на тот берег… Переправиться на тот берег…»
Больше не оглядываясь, он начал разбег по бесконечному ледяному зеркалу. Это выходило плохо, словно во сне, где никогда не удается бежать так же быстро, как наяву, а ноги постоянно заплетаются друг за друга.
Кербер залаял – не так, как лают собаки, а совершенно беззвучно. Но его лай был хорошо ощутим – волнами ужаса он давил на солнечное сплетение, и Т. вспомнил, что впервые почувствовал эти спазмы тогда, когда приближался к дому паромщика, просто не понял их природы.
Вдруг он заметил впереди лежащего на льду человека. Это был полный мужчина в служебном фраке с гербовыми пуговицами, золотым шитьем на воротнике и крестом на шее. Он, несомненно, был мертв. Его треуголка с пушистым белым пером валялась на льду в нескольких метрах от тела, а у разорванного горла темнела смерзшаяся кровь.
Затем Т. увидел еще один труп: женщину в шелковой ночной рубашке. Ее тело было изорвано собачьими зубами.
«Кербер – это сторож, – вспомнил Т. – Только что именно он сторожит? Загробный мир вряд ли надо охранять от живых, которые хотят туда попасть. Скорее наоборот…»
Собака была уже близко. Как Т. ни пытался взять себя в руки, это не получалось – к горлу подступали спазмы страха.
«Ведь было ручательство, что все кончится хорошо, – подумал он. – Но какое именно? Да. Белая перчатка. Только не забыть – белая перчатка…»
Эти слова странным образом помогли.
Т. понял – он не может разогнаться, потому что рывки его тела слишком резки, а двигаться следует плавно, стараясь, чтобы взмахи рук и толчки ног выходили округлыми и неторопливыми, похожими на естественный ход маятника. Надо было не дергаться, а как бы раскачиваться навстречу набегающему льду.