Четыре года он прожил как в бреду. Окончил институт, поступил в аспирантуру и каждые две недели с упорством закоренелого мазохиста продолжал истязать себя «семейными встречами». Он думал, что все изменится и встанет на свои места, когда Марина забеременеет, располнеет и подурнеет. Отец страстно желал еще одного наследника, а когда отец чего-то желал, оно непременно исполнялось. Время шло, а фигура Марины оставалась все такой же безупречно изящной, и во взгляде отца Тим все чаще замечал недоумение и тоску. Желание не исполнялось, Тим оставался его единственным наследником…
Чудо случилось в день его двадцатичетырехлетия. Отец и Марина настояли на том, чтобы день рождения Тима отмечался в «узком, семейном кругу», в загородном доме, недавно отстроенном и еще не до конца обжитом. Тим хотел отпраздновать с друзьями в теплой компании бывших однокурсников, а не в гулком полупустом доме в окружении немногочисленных родственников и деловых партнеров отца, но Марина попросила его лично. «Тима, я с ума сойду в компании этих скучных стариков. Тима, не бросай меня, пожалуйста». Из уст Марины это звучало, как мольба о помощи, как обещание. Прекрасная дама просит, чтобы он не оставлял ее в беде, защитил от скучных стариков. Тим не смог отказать, и в порыве признательности Марина его поцеловала. Не в щеку и мимоходом, как делала это раньше, а в губы. Поцелуй был невинным, и не поцелуй даже, а намек на поцелуй, но у Тима от счастья зашумело в ушах. Это что-то значило. Да, определенно, Марина хотела ему что-то сказать, что-то очень личное…
В день его рождения было чудовищно жарко. Воздух оплетал тело густой пеленой, был тяжелым, вязким и липким. Даже вечер не принес ожидаемой прохлады. Гости, изнывавшие от жары, почти ничего не ели. На ура уходили лишь охлажденные напитки. Мужчины давно поснимали пиджаки, расстегнули верхние пуговицы рубашек, закатали рукава. Дамы в сильно декольтированных вечерних платьях томно обмахивались льняными салфетками и не успевали поправлять «плывущий» макияж. Кондиционеры не справлялись с жарой. Гости с надеждой поглядывали в окно. На горизонте вот уже несколько часов мерцали грозовые всполохи, и погромыхивало. Если бы пришла гроза и принесла с собой долгожданную прохладу, все бы изменилось, и ужин перестал бы быть пыткой, а превратился, наконец, в праздник. Но гроза все не начиналась, и гости стали разъезжаться задолго до того, как старинные напольные часы пробили полночь. Тим вздохнул с облегчением. Официоз угнетал его не меньше, а скорее даже больше жары. Все, отмучился, исполнил сыновний долг, потешил самолюбие отца, а завтра можно будет с чистой совестью забуриться с приятелями на шашлыки.