– Это как же тебя понимать? – осклабился Роман. Я улыбнулась.
– Обездоленному мужиками бабью буду вас сдавать. С руками оторвут таких красавцев.
Роман непроизвольно хмыкнул, и направился к столу. Я преградила ему дорогу.
– Я не поняла, – с презрением спросила я Романа, – ты что так и собираешься спустить ему его хамство?
– Какое хамство, – невозмутимо пожал плечами Роман, – можно подумать ты его не знаешь! Он ради красного словца, обольет помоями собственного отца. Что я должен был сделать?
Я от возмущения топнула ногой.
– Выбросить его в окно, как шелудивого пса. А не к столу приглашать.
Роман недовольно поморщился.
– В окно выбрасывают мартовских котов, берут за шкирку и выбрасывают. А он на кота совсем не похож. Это сейчас, он гадости всякие говорит, а если бы ты знала, как он мне надоел с расспросами о тебе. И где ты сейчас работаешь, и в чем одета, и не поправилась ли, или наоборот не похудела?
И сколько раз просил передать тебе цветы. Про приветы я уж и не упоминаю. В гости, наглый паразит сколько раз набивался, но я ему сказал, что ты его только в гробу видеть согласна, да и то в белых тапочках. Не видишь, ревность его корежит всего. Болтает он, сам не знает что. – Роман захохотал. – Ты знаешь, что он сделал, когда сюда зашел и остался один в прихожей?
– Что? – уже без прежней угрозы в голосе спросила я.
– Он как собака обнюхал всю твою одежду, что на вешалке висела, думал я не вижу. А я в зеркало за ним наблюдал. Если тебе это ничего не говорит, то я уверен, прикажи ты ему сейчас целовать свои следы, он до самой автобусной остановки их облобызает, и показывать их ему не надо будет где они, он их по запаху отличит.
– Никогда! – с пафосом воскликнул Костя Мясоедов.
– Что же ты мне об этом никогда не рассказывал? – с обидой в голосе спросила я Романа. Он быстро ответил:
– Чтобы не расстраивать твою нервную систему. А то еще станете встречаться за моей спиной. Старая любовь, она ведь не ржавеет… Так мы сядем за стол или мне его спустить с лестницы?
– Ладно! – миролюбиво заявила я им обоим, – так и быть, проходите к столу.
Костя Мясоедов демонстративно потирал пострадавшую щеку, показывая всем своим видом, что собирается уходить.
– Не напрашивайся на жалость! – остановила я его, – она хуже грубости. Проходи садись. И не плачься, не пожалею. Что заслужил, то и получил! – и тут же тихо его спросила, – Ты правда, мне цветы посылал?
Он возмутился:
– Каждую неделю. А он что, так ни разу и не сказал от кого они?
– Нет. Молча вручал.
За столом, под хорошую закусь, к ранее выпитому аперитиву уговорили еще бутылочку французского коньяка. Развязались языки, стали выстраивать стратегию будущей фирмы. Начали издалека. Самым умным из нашей троицы считал себя Кизяков Роман, хотя Костя был кандидатом наук. По жизни Кизяк мелкий тактик, но мнит себя великим стратегом. Да еще любит идеологическим соусом поливать любое предложение. Начал он с пафосом: