– Ты не соскучилась, дорогая?
Вид с балкона действительно такой, что дух захватывает: дикие горы окружают оазис цивилизации – разнообразные по архитектуре дома, плавно извивающаяся в бетонных берегах Валира, парки, газоны, клумбы… Так и хочется прыгнуть и полететь. В детстве и юности я часто летал во сне. А в семьдесят девятом украл самую секретную разработку Пентагона – ракетный ранец для десантирования спецподразделений. Помню, за это мне дали премию в размере оклада.
Облокотившись на перила, Мадлен невесело смотрела куда-то вниз. Я нежно обнял напряженные плечи.
– Расслабься, зайка, ты отлично сработала. Оставь мне машину и поспеши, а то опоздаешь на самолет. У тебя ведь еще дежурство.
– Да, еще и дежурство.
– Конечно, ты очень устала, но это последний раз. Обещаю.
– Я знаю цену твоим обещаниям.
– Кстати, никакого золота здесь не оказалось. Но на наших заработках это не отражается, вот твои пять тысяч.
– Спасибо.
Она высвободилась, равнодушно взяла деньги и пошла собираться. Я проводил взглядом стройную фигурку. Никаких эмоций. Раньше мандраж перед акцией не оказывал столь губительного воздействия. Отвык от риска? Или годы берут свое?
Я перебрал содержимое портфеля.
Коммуникатор «Nokia 9290» – гибрид карманного компьютера с сотовым телефоном, номер зарегистрирован в Германии на несуществующего человека. Компактная подзорная труба – монокуляр десятикратного увеличения. Цилиндр с цифрой «двести двенадцать» на матовом боку. Белый бумажный прямоугольник. Это что-то лишнее. Никакого конверта здесь быть не должно…
Очень осторожно я взял конверт в руки. Ни проволочек, ни сердечника, ни порошков – обычное письмо.
Нож с хрустом вспорол тугую бумагу, и я сразу узнал почерк Марка.
«…Только из-за тебя я согласился вспомнить старое. Ты ведь знаешь мою интуицию. Так вот, с самого начала у меня было плохое предчувствие. Очень плохое. И оно все усиливалось. Связаться с тобой не смог, да это ничего бы и не дало – ты ведь упрям, как осел. Извини, это я послал письмо в таможню, написал, что тебя ищет Интерпол. Я знаю, как это называется. Но тебе ведь ничего не угрожало. Я надеялся, что ты насторожишься и все отменишь. Однако, раз ты читаешь это письмо, ничего подобного не произошло. Где же сейчас я? Если лежу на пляже – позвони, и я сто раз извинюсь за свой идиотизм и беспросветную глупость…»
Марк лежал в морге. В моей одежде, в заляпанных моим пивом брюках. Хотя он и сделал то, чего делать нельзя, идиотом и беспросветным глупцом был я.
– Ты плачешь?! – у одетой в дорогу Мадлен из рук выпала сумка. – Значит, тебе тоже нелегко расставаться! А зачем нож?