Однако сейчас круг присутствующих довольно узок. Коллеги несчастной Ирены – чопорные мужчины в строгих удлиненных пальто и официального вида женщины, несколько подружек в дорогих шубах и черных вуалетках – вот, пожалуй, и все… Чуть в стороне стоит полицейский инспектор Гуго Вернер, любезно поклонившийся мне издалека. Строго говоря, делать ему здесь особенно и нечего: по официальной версии пани Касторски умерла от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Организатор и исполнитель коварного отравления погибли, уголовное дело в связи с этим прекращено. Репутация Ирены Касторски, в отличие от ее тела, никак не пострадала.
После завершения церемонии все неторопливо движутся назад, к воротам.
Уоллес подходит, берет меня под локоть.
– Женщины не должны заниматься такой работой, – говорит он. – Здесь слишком дорого приходится платить за ошибки.
– Совершенно с вами согласен, Марк, – киваю я.
– Когда уезжаете? – интересуется американец.
– Завтра.
– Слышали, что произошло в замке Кронбург? – понизив голос, говорит Уоллес. – Там было гнездо арабских террористов…
– Да неужели? – ужасаюсь я.
– К сожалению… Они работали над химическим оружием, которое избирательно действует только на белую расу…
– Неужели такое возможно?
– Они думали, что да. Но когда эксперты исследовали этот чудо-газ, то оказалось, что никакой избирательности они не добились. Белые мыши дохли у них действительно чаще серых, но это объяснялось не кодами ДНК, а меньшей жизнестойкостью. Да и параллели между видом мышей и человеческой расой – сплошная ерунда. Наверное, из-за этого они перессорились и перестреляли друг друга…
– Очень интересно, Марк!
Уоллес важно кивает.
– Но галлюциногены у них получались неплохие. Они тайно испытывали их на туристах, посещавших замок…
– Откуда вы все это знаете?!
Уоллес пожимает плечами.
– Из газет.
– Странно. Я ничего подобного не читал.
– Это будет в вечерних газетах, – уточняет американец. – А кое-что – в завтрашних. Или послезавтрашних.
– Вы очень рациональный человек, Марк! Все знаете из завтрашних газет и терпеливо ждете, пока они выйдут из печати, – я освобождаю свой локоть. – А о фехтовании на спадонах вам в газетах читать не приходилось? Или о том, как приходится рисковать своей шкурой?
– Принимаю упрек, Дмитрий, – Уоллес понижает голос. – Мы действительно прагматичная нация. Нам не хватает русского авантюризма. Но, честно говоря, я вами горжусь.
– Это радует. Тогда дружите с нами!
Уоллес разводит руками.
– Мне бы тоже этого хотелось. Но господин Фальшин почему-то люто меня ненавидит. Не могу понять – почему. Ведь нам сейчас нечего делить. Напротив, надо вместе бороться против мирового терроризма. За что ему меня ненавидеть? В этом такой накал, такая экспрессия, как будто здесь скрыто что-то личное!