— До восхода еще часа четыре. Успеем обернуться?
— Конечно.
— Тогда пошли.
Карлон проводил удаляющуюся пару долгим взглядом. С тех пор, как новенькая пришла в монастырь, что-то пошло наперекосяк. Он не мог сказать, что конкретно, просто чувствовал. С одной стороны, есть видимая польза — девка перестала смущать Артака, и это хорошо. В мыслях жрец называл Аларику именно так, девкой. Он помнил, кем она была в прошлой жизни, и не понимал решения своего господина вернуть ей жизнь. Не сомневался, безусловно нет, ибо кто он такой, чтобы оспаривать Его волю? Возможно, бог решил дать непристойнице еще один шанс, которым та не воспользовалась. А ведь он приложил немало усилий, объясняя ей пагубность избранного пути, запретил петь и не давал крови, пока она не прочла весь Великий Канон. Бесполезно. Девка на словах демонстрировала послушание, саботируя тайком все приказы. Да еще и соблазнила его единственного по-настоящему преданного помощника.
Однако чутье заставляло внимательнее приглядываться к Селесте, и чем дольше жрец смотрел, тем меньше девушка ему нравилась. Ее спокойствие и решимость не удивляли, их легко объяснить свойствами характера. Иное дело — знания, склад ума, построение фраз. Не может потерявший память и превратившийся в сосуд для демона человек вести себя с тем хладнокровием, с которым действовала, изучала обстановку Селеста. Невозможно надеяться только на себя, вытравить преклонение перед высшими силами до конца. Карлон мог сравнивать, он уже встречал потерявших память восставших. Для них, как и для него самого, магия была реальностью, пусть и разрушенной, но реальностью. Люди не сомневались в существовании богов, точнее говоря, им и в голову не приходило сомневаться. Они гадали, искали знаки в плывущих по небу облаках, советовались со специалистами по поводу удачных и неудачных дней, во всем видели проявление сверхъестественного. Для новенькой же привычной культуры верных примет не существовало, она о них не то, что не помнила — не считала нужным учитывать, действуя исключительно из собственных прагматичных соображений. И, как чувствовал жрец, словам о наказании прогнившего рода людского не верила, словно знала что-то иное, недоступное остальным.
Старший брат задумался: «Надо что-то предпринять».
— Ты говоришь, человечество выживет — если бы жрец мог подслушать разговор, он удивился бы, насколько ход его мыслей совпадает с выводами Аларики. — Звучит похоже на высказывание из работ Пикрана из Самонеи, жил такой философ. Считал богов творениями людей. Он писал, что «разумное животное уцелеет там, где погибнет простое», за что его и казнили.