– А-а-а!.. – обреченно махнул Паша рукой и смело вошел в подъезд Миши Решетухи.
Понимая, что оставлять свою «фотокарточку» перед теми, кто вскоре появится в процессе, нельзя никоим образом, Левенец направился к двери соседней квартиры. Старая, обшарпанная дверь, дерматин которой прибивался лет тридцать назад. Уже протянув палец к звонку, Паша вздрогнул. Он настолько был взволнован новой для себя ролью, что звонок его мобильного телефона в кармане прозвучал как божий знак.
Лихорадочно лапая трубку и отходя от двери на межэтажный лестничный пролет, Паша перевел дыхание.
– Да... Говорите.
– Выйди из подъезда.
– Хорошо, – сразу согласился Левенец.
Препираться он не стал. Более того, он даже не удивился, услышав этот голос. Словно ему позвонил корешок, который стоял на улице на шухере. Спускаясь вниз, Паша глотал жидкую слюну и пытался вычленить из произошедшего хотя бы одно рациональное зерно. Что происходит? И какого ляда ему звонит Струге?!! И откуда этот судья с багажом в пятнадцать служебных проверок может знать, что Левенец вошел в какой-то подъезд?!
Вопросы простые, но Паша находился в таком трансе, что ответы на них у молодого судьи нашлись лишь тогда, когда он, распахнув кривую, ужасно скрипящую дверь подъезда, вывалился на улицу.
На лавке, в тридцати метрах от подъезда, сидел Антон Павлович, жевал семечки и держал в пальцах дымящуюся сигарету...
Струге сидел и едва заметно улыбался. Он, словно опытный, видавший виды ученый-кибернетик, смотрел на молодого судью, словно на выпускника техникума. Он продолжал молчать даже тогда, когда Левенец, который никак не мог прийти в себя, стал зачем-то шарить по карманам, выгребать оттуда мелочь и перекладывать в другие карманы.
– Что, Паша, «меня мое сердце в тревожную даль зовет»?
Левенец, еще недавно проворачивающий в голове строки из этой песни, залился густой краской. Ему стало совсем не по себе, когда Струге расхохотался. Он хохотал так нагло и беззастенчиво, не стесняясь ни присутствия коллеги, ни раскрытых окон дома, что Паша рассвирепел.
– Вы... Вы издеваетесь!! Вы...
Он путался в словах, приняв решение уйти и презирать Струге сразу после того, как выскажет все, что о нем думает.
– Я верил в вас, поэтому сюда и пришел!.. А сейчас вас разрывает от хохота! Вас просто распирает от смеха, глядя, как я, дурак, приперся к этому дому и, по вашему совету, направился разговаривать с людьми! Вы меня... Так молодых солдат «дембеля» имеют!
Паша вспомнил, как его, «салагу», служившего на флоте, на крейсере «Камчатка», на четвертый день службы во время рейда приколол один из матросов-»дедов». «Подойди, – сказал он, – к мичману и забери у него ключи от крейсера. Хватит, блин, стоять на якоре. Пора в море...» Справедливости ради надо заметить, что Левенец, под свой «дембель», все-таки отыгрался. Он послал такого же, как он, два года назад, «салагу» к боцману за белыми парадными ремнями для гранатометов. Информация о том, что с гранатометами на парад не ходят и потом на флоте их просто не может быть, для «салаги» была таким же откровением, как когда-то информация для Левенца о том, крейсер «Камчатка» не 412-й «Москвич».