– Оресьев был убит выстрелом из малокалиберного оружия – «самострела-авторучки» в затылочную часть, за правое ухо. Я искал машину, посредством которой предполагаемый убийца депутата покинул место происшествия. Сам же предполагаемый убийца в данный момент находится в Бутырской тюрьме. Так вот, та машина, что я искал, кажется, нашлась вместе с водителем. Но поговорить с ним вряд ли удастся, он убит. Невероятно.
– А что именно невероятно? – уточнил, блуждая в сумерках догадок, терновский прокурор.
– То, что Оресьев, в убийстве которого подозревается арестант из Бутырки, застрелен точно тем же оружием с применением того же почерка стрельбы.
Пащенко замялся. Никто не совершенен...
– Тогда, скорее всего, ты ошибся, Иван Дмитриевич.
Ох, как ненавидел сейчас этот запах вокруг Кряжин!
– Наверное. Тогда придется забыть о том, что Варанов признался, как похитил вещи из джипа Оресьева. О том, что они обнаружены по проводке его после задержания по местам схрона похищенного. Забыть о том, что на одежде Оресьева обнаружены следы крови Варанова с вирусами СПИДа. И о том, что на первичных допросах в МУРе он признался в совершении преступления.
Покосившись в сторону Пащенко, Кряжин вынул из внутреннего кармана пиджака узкие очки в тонкой оправе и водрузил на нос. Это было столь неожиданно, что Пащенко, не удержавшись, хмыкнул. «Важняк» из Москвы был в очках несколько смешон и по-домашнему добр.
– Приходится надевать, когда устают глаза, – смутившись, признался Иван Дмитриевич. – Возраст, я полагаю... На чем мы остановились?
К началу третьего часа ночи они остановились на восемнадцатой по счету поставке строительных материалов в палаточные лагеря Ингушетии для беженцев из Чечни.
– Семнадцатое октября, две тысячи второй год, – уточнил, перелистнув лист назад, Пермяков. – С начала списка начинать?
Вопрос был не из разряда смышленых, но скидку на усталость нужно было все-таки сделать: перелистывание документации и ее копирование продолжались вот уже шестнадцатый час подряд. Перекусили здесь же, за снедью ходили угрюмые «люди в черном» из коридора. Они же носили провиант (за их счет) для томящихся в гневном молчании руководителей завода. Время от времени кто-то из них вызывался в кабинет для ответов на вопросы, потом его, в случае необходимости, заменял другой. В чем-то «МИ», рецензирующая действия Кряжина, была, конечно, права, ибо речь шла о бесчеловечных, с точки зрения Женевской конвенции, действиях. Однако протестанты Харин, Зайкин и Фелофьянов к военнопленным не относились. Их просто попросили остаться, и те остались. Десятка два свидетелей – никто не принуждал.