– Нет, – робко заметил Иннокентий Игнатьевич. – Просто, зачем лгать?
– Так все-таки, где вы находились пять лет после отъезда из столицы?
– Я был в Новосибирске, у своей знакомой. Можете проверить: улица Танкистов, пятьдесят восемь, квартира семьдесят три. Ильюшенкова Любовь Викторовна. Мы вместе учились...
– И пять лет вы жили с ней? – удивился Кряжин тому, что после такой идиллии человек снова стал бродягой и вернулся туда, где его чуть не сожрали.
Варанов потянул носом, потом шмыгнул, и Иван Дмитриевич стал подозревать, не пытаются ли его «расшатать на соплях»?
– Она не лучше, чем я...
«Важняк» смотрел на Варанова не моргая, стараясь сохранить молчание, но все-таки не сдержался.
– Вы, Иннокентий Игнатьевич, чи́ркните где-нибудь на бумажке год своего выпуска из института. Если мне вдруг понадобится искать репетитора своему ребенку по литературе, я знаю, где его искать: вокзалы, чердаки, подвалы и бойлерные. И возьмет, как мне кажется, немного.
Кряжин встал и прошел по комнате. Поправил портрет Президента, не обошел вниманием и Ломброзо. В этом кабинете частенько случаются странные вещи, причину которых многие склонны искать в натуре Ивана Дмитриевича. В ноябре прошлого года вдруг разбилось стекло. Сначала, когда раздался звон, на втором этаже, под Кряжиным, решили, что ветер сорвал створку и разнес ее о кирпичный выступ окна. Бросить камень в окно любого из кабинетов Генеральной прокуратуры по ряду причин не удавалось еще никому, поэтому все решили, что ветер. Потом выяснилось, что окна кряжинского кабинета в пластиковых переплетах были намертво задраены, а сам Иван Дмитриевич находился на выезде. Когда же приехал, стала ясна еще более странная картина. Выбитым оказался внутренний из тройного остекления лист.
Иногда случалось, что, оставляя ручку на одном конце стола, Кряжин утром обнаруживал ее на другом. Но более всего бесновались портреты. То ли они не могли ужиться друг с другом, отчего все эти странные события и происходили, то ли рука, впервые вешавшая их на стену, была в тот момент не тверда, да только ровно в кабинете Кряжина они висеть не желали. Разворачивались, причем всякий раз в разные стороны. Иван Дмитриевич даже делал на стене карандашом риски, чтобы доказать самому себе существование потусторонних сил. Когда проблема стала навязчива, он впотай от всех пригласил к себе на Большую Дмитровку и выписал повестку одному своему знакомому астрологу. В начале восьмидесятых тот помогал в пустыне Эфиопии искать воду, а еще славился тем, что умудрялся притягивать и держать на голой груди металлическую утварь от вилки до сковородки. Причем, чем больше выпивал, тем сильнее притягивал.