– Андрей, – начал он, раскладывая на столе какие-то бумаги, испещренные записями, смысл которых был понятен ему одному, – в бегах двое. Один с «общака», из двадцатой колонии, а второй – со «строгача», с «семерки».
«Семерка» – ИТУ № 7 – расположена в пяти километрах от Кабардинска. Режим строгий, нравы суровые, контингент серьезный.
– Возьми два листа, Леша, и отдельно на каждого составь всю имеющуюся информацию. После этого иди домой и спокойно обедай.
Гольцов подозрительно посмотрел на то, как я наливаю из чайника в кружку холодный чай.
– А потом, на обратном пути, куда зайти?
Я просто обожал за это своего подчиненного.
– А на обратном пути зайдешь сначала в киоск на «пятачке», где Тена убили, и допросишь по отдельному поручению от следователя… Алексей, а кому дело Тена «отписали»?
– Вязьмину.
Этот точно «делов» наделает… Таких «делов», что потом с ходу и не определишь, кто насильник, а кто жертва.
– А остальные прокурорские «следаки», что? Заболели все?
Леша устало пожал плечами.
Ладно. Вязьмин так Вязьмин. Но в этом случае допрос Ирины из киоска отменялся. Иначе, по «наводке» Вязьмина, опера, не знающие, с кем связались, натворят дел и сами же останутся виноваты.
– Тогда идешь в дом одиннадцать по улице Стофато, делаешь аккуратную установочку квартиры номер двадцать семь и если в данный момент там находится дама по имени Ольга, забираешь ее в охапку и ведешь сюда. Кстати, «пробей» эту квартиру по компьютеру. Пусть Аня Топильская распечатку сделает.
– Андрей, все на обеде…
Я махнул рукой: «Сам сделаю, а ты составь мне информацию по беглым жуликам и отправляйся обедать, а после обеда иди в адрес и тащи девчонку в райотдел».
Проследив мое движение рукой до последней буквы «фразы», он понятливо мотнул головой и сел писать отчет. Я его просто боготворил за это. Он у меня молодец. Другому бы пришлось не махать, а писать большими печатными буквами на листе бумаги, как третьекласснику: «Вынеси мусор, почисти картошку, пропылесось во всех комнатах»… А Леха – толковый опер. Он все сделает так, как я махнул.
Он вышел, а мне пришлось остаться в отделе. Во-первых, кусок сала и полбулки хлеба у меня покоились в сейфе, а во-вторых, меня в камере ожидал уже отошедший от дозы наркоман по кличке Обморок. В это время, по моим расчетам, у негодяя должны были начаться первые приступы «ломки». Самое время для беседы. «Периодику» нашего разговора я знал наизусть. Первые двадцать минут он будет вытирать со лба пот и молчать, еще через полчаса по хрусту костяшек на его пальцах я догадаюсь, что собеседника начинает терзать «депресняк». Затем последуют крики, уверяющие меня в том, что он ничего по «мокрухе» сообщить не может, станет «сдавать» всех направо и налево, а вот через час… Через час он, подвывая и корчась на стуле, будет молить меня вколоть ему дозу. Я возьму с него клятву «пацана» о необходимости рассказать правду, и в обмен на это достану из сейфа шприц и вгоню его содержимое в вену Чернорожина. Через пять минут спокойного разговора он снова придет в неистовство. Вот эти пять минут из всего двухчасового разговора мне и нужны. Эти пять минут – момент истины. А остальное – потерянное время. Все закончится вызовом «Скорой помощи». Но вызывать ее нужно будет тогда, когда Веня начнет молча хрустеть суставами. Чтобы к окончанию нашего разговора карета стояла уже у входа в райотдел. Иначе можно опоздать.