– Гостила у императора Анкчина, на открытии филиала лекарей Акада. Вернулась утром, как раз к переполоху.
– Так я и думала. Поэтому именно мне и спустили его, а в Крике я разобрала недоступное мне, снави, и вам, айри. Не только картины и образы, но и полноценные мысли, оформленные в слова – на вашем древнем языке. Кстати, произношение малознакомое, очень старое и без принятых теперь сокращений. Итак… Там была ночь, в небе ненадолго парадом выстроились четыре цветные луны. Мелкая, багровая, впереди, следом зеленовато-лимонная, вполовину нашей по ощущениям, затем блеклая с синевой, процентов на двадцать крупнее нашей, и замыкала процессию совсем темная. Я не возьмусь описать ее цвет, он за пределами моего нормального восприятия – нечто за-фиолетовое, хоть тогда, чужим взглядом, отчетливо видела. Он был волк, но сознавала я его как одаренного человека…
Говорить пришлось долго. Эл, видимо, не только писал, но и транслировал. К концу рассказа в палату набежали наши замечательно молодые на вид академики-айри и солидно седобородые академики-люди. Не знаю, что они услышат на записи потом, кроме себя самих, сопящих, топающих и бубнящих скороспелые комментарии в спину уже определившихся оппонентов.
Боги Релата добры: очень давно академики не носят посохов. В начале нашей истории науки посохи были, они теперь выставлены в музее. Дубовые, резные, украшенные камнями, золотом и еще невесть чем. С родовыми гербами у знатных людей и точеными скульптурами драконов в прозрачных шарах раннего примитивного слоистого пластика у айри: вся красота, кстати, ловко стилизована для удобного удара. Таким шаром по голове огребешь – и сразу изменишь точку зрения. На горизонтальную от пола, ага.
Прежде, по слухам, на особо глубоких закрытых диспутах и старцы, и юноши азартно дрались, а потом неделями «отдыхали на море» до полного осветления синяков… Массовое побоище зафиксировано в архивах – это легенда Академии, одна из старых и памятных, ей уже сто тридцать лет, и до сих пор она передается в деталях изустно, поскольку айри тогда проиграли, а они, долгожители наши, все по-прежнему живы и преподают, так что распространять и собирать слухи – дело опасное.
Кстати, мой декан посох не сдал. Хранит как реликвию. У него «укороченная модель повышенной убойной силы убеждения», по словам вреднющего Риана. И правда, скорее, жезл. Увесистый, с металлическим оголовьем красивой чеканки. С секретом: поворот шероховатой рукояти – и у нашего боевого декана уже обе руки вооружены. Сердечник жезла выходит из трубки, получается трехгранная и чуть заостренная снизу палка с удобной рукоятью. Я рассмотрела оружие с опаской и как-то сразу решила: декан был в диспутах силен.