– Вы какую горилку предпочитаете, Павло Андриевич? – спрашивал между прочим батько.
– Я, чтобы строгая была.
– Это как?
– Ну, когда вдруг. А потом, чтоб обволакивала и как малыша в люльке баюкала.
– Поэтически выразился, – усмехнулась сватья. – Гадость такая, что и в рот не взять.
– Нет, красиво, красиво.
– А я свою, – отрезал батько.
Что еще прекрасней придумаешь? – застолье, родственные души, горилка, закуска удачная и неторопливая беседа. Можно рассуждать на многие темы. Сваты виделись не часто, но очень трепетно относились друг к другу, делились переживаниями, пересказывали новости. Мама всегда находила поддержку в Венере Тарасовне и дельный совет, а батько вообще не представлял праздника без Павла Андриевича. Ему без него неуютно как-то было, как-то неинтересно. Голубцы казались пресными, горилка горькой, на вареники и смотреть не хотелось. То ли дело с Павлом Андриевичем.
– Павло Андриевич? – интересовался, запуская в рот кусок копченой грудинки, батько.
– Да.
– Вы уже приобрели мобильный телефон?
– Который?
– Мобильный.
– Обязательно, – отвечал сват, высасывая мозги из костей. – Без этого теперь никоим образом не проживешь.
– Так необходим? – удивился батько.
– Жизненно важен.
– Вот я вам бутерброд с грудинкой приготовил, попробуйте, это мой кум коптил.
– Ага.
– А не покажите ли? – попросил деликатно батько, – Столько слышал, а потрогать не удавалось.
Но сват пожал плечами:
– Забыл дома, как нарочно. Всегда при мне, а сегодня позабыл.
– Ну, ничего, – утешал свата батько. – Выпейте тогда вот этого, изумитесь, какая мягкость и аромат.
Для батька будто не столь важен был предмет разговора, как сама возможность пообщаться с Павлом Андриевичем. А Павло Андриевич ценил и тоже, как говорится, способствовал. Мама видела, что батько доволен, и, улыбаясь, со спокойной душой слушала, что рассказывает ей о всяких тонких предметах Венера Тарасовна. У Венеры Тарасовны в запасе много было интересных тем. Так отмечание у них приятно проистекало, без каких-либо эксцессов и огорчений.
Но не долго счастье длилось. Вскоре подъехал сын Николай, оставив свой грузовик за воротами, и позабыл затворить калитку. Батько подметил это, но уж решил про себя, что, может быть, сегодня пронесет. Но ничего не пронесло. Тотчас в калитке вырисовалась соседка Перелазиха и, болтая всякую оправдательную ересь, стала подвигаться вглубь двора, а через минуту уже трескала карасей в сметане за столом. Потом в калитку, якобы непреднамеренно, занесло Репьячиху, мамину приятельницу, которая, впрочем, и косому столбу на ромодановской дороге была приятельницей. Она показывалась на одну секунду, с тем, чтобы тут же бежать за Березкой, своей кумой, которая, дескать, ничего о сегодняшних именинах не знает и даже не подозревает. Батько позволял ей подобное поведение, после некоторых рассуждений, раз уж праздник. «Пускай уж приходят», – думал он и поворачивался к Павлу Андриевичу. Брались за рюмочки и пили, и чудно это было, как в них, маленьких, поигрывали и преображались цветным стеклом мягкие солнечные лучи, проникавшие сквозь яблоневые заросли. Те лучи бродили наугад по праздничным рубашкам и платьям, по стенам сараев и заборам, по редкой траве за хатой, куда нападало спелой шелковицы, по цементным дорожкам, крошащимся по краям.