К этому моменту Нинка уже так устала, не емши и не пимши столько времени, так издергалась, что уже ничего не боялась и потому закричала в полный голос:
– Где я и чего похитила, скажете наконец? Ни хера я нигде, ничего, никогда не похищала! Не надо мне ничего! Один раз только у тетки Прасковьи свой же телевизор взяла, вот и все!
– К сожалению, это не так, Агафонова. Советую вам быть искренней.
Нинка и хотела быть искренней, ни на что другое у нее и ума не хватало, но в чем и как эту искренность проявить, она не знала. Да на этот раз и не пришлось. Следователь ничего более не поясняла, долго и непонятно разговаривала с кем-то по телефону, записывала все данные по Нинкиной биографии, снова трепалась по телефону, хихикала, договаривалась с какой-то Изольдой пойти вечером в ресторан, уходила из кабинета раза три, в конце концов велела Нинке расписаться в четырех местах и в заключение сообщила:
– Что ж, Агафонова, будем с вами работать.
– Вот и хорошо! – обрадовалась Нинка. – А мне сейчас домой можно? У меня здесь подруга Наталья живет!
– Меру пресечения я избираю другую, Агафонова.
– Ну да, пресечете, я же не против, только я же приду, как скажете и куда надо. Вы мне на метро пять копеек не дадите, а то ведь совсем без гроша в Москву привезли? Я вам потом отдам.
– Под следствием, Агафонова, – терпеливо сказала следователь, – вы будете содержаться в изоляторе.
– В тюрьме, что ли? – ахнула Нинка.
– Можете называть и так, – согласилась Кленова.
Так они на тот раз и разошлись – следователь Кленова с неведомой Нинке своей подругой Изольдой отправилась гульнуть в ресторан, а саму Нинку отвезли в следственный изолятор на улице с удивительным названием Матросская тишина...
Ночное море стихло и только у самой своей кромки все равно чуть-чуть шелестело мелкой галькой. Где-то в непроглядной тьме, у горизонта, едва двигались огни большого теплохода.
Нинка встряхнулась и поднялась на ноги. Ах, что там – вспоминай не вспоминай, в минувших днях ничего не изменишь, да и стоит ли что-то там менять? Такова уж выпала дорога, иногда ее сама выбирала, иногда выбирал ее для тебя кто-то другой. Почти десять лет прошло с тех пор, когда ленивая и ко всему на свете, кроме своих забот, равнодушная следователь Кленова отправила ее, Нинку, в изолятор, в компанию уголовниц. Почти десять. И много чего еще было потом, но если все сейчас вспоминать, то и до утра просидишь на берегу, а надо еще и выспаться, потому что завтра после обеда опять бежать в ресторан, потому что нигде в срочном порядке не заработаешь на первый пай для кооперативной квартиры. Вернее сказать – пай уже выплачен, дом уже строится, да деньги взяты в долг и осенью, хоть умри, но долг надо выплатить.