Утром движение возобновилось в том же порядке, и продолжалось несколько дней. Никита начинал догадывать куда едет Хисар, ибо видел, что они неуклонно следуют то же дорогой, по которой сам он приехал в Сарай, но держась обратного направления. Когда, оставив в стороне Сарай-Бту, на шестой день пути они переправились через реку Джаик и свернули на юг, – предположение Никиты обратилось в уверенность: Хисар-мурза ехал в Хорезм, – очевидно, Джанибек нашел, что настало время перебросить его к границам Мавераннахра. Никите это было на руку: если так, – дальнейший их путь лежал через улус Чимтая, что в случае нужды позволяло скорее и легче уйти от преследованья.
*Д ж а и к – татарское название реки Урал.
На тринадцатый день, миновав накануне большое озеро Сам, отряд Хисара остановился на ночлег возле одинокого колодца, в самом центре Устюртской возвышенности, уже в пределах Мангышлакского ханства. Густые заросли саксаула и неровная местность дали возможность Никите и его людям, не опасаясь быть замеченными, расположиться совсем близко, на склоне холма, откуда весь лагерь Хисара был виден как на ладони.
Погода все время стояла удушливо-знойная, но в этот вечер восточный край неба внезапно стал затягиваться тучами, из которых, в быстро сгущающейся тьме, все ярче сверкали зарницы, а вскоре послышались и отдаленные раскаты грома. Приближалась гроза, – явление в этих местах редкое и к тому же крайне нелюбимое татарами, которые грозы суеверно боялись.
Со своего наблюдательного поста Никита видел, как внизу засуетились нукеры, укрепляя шатер Хисара, отгоняя от него подальше стреноженных коней и суматошно перетаскивая свои седла и вьюки в полуразрушенную глинобитную постройку, стоявшую немного в стороне от колодца. Смысл всей этой возни был ему совершенно понятен: он знал, что, по татарским обычаям, во время грозы прежде всего следовало удалить из своего жилья посторонних людей, отогнать от него как можно дальше всех домашних животных, а затем, завернувшись в черный войлок или, за неимением его, просто обернув голову конской попоной, лежать неподвижно, ничком, творя про себя молитвы. И, припомнив все это, Никита почувствовал, что сегодня судьба посылает ему долгожданный случай.
План, мгновенно родившийся в его уме, был смел и прост, а все его подробности он успел хорошо обдумать за те два часа, которые прошли до того, как ночь плотно окутала землю, а гроза разразилась в полную силу.
Приказав двум своим татарам, – у которых привычка слепо повиноваться воле начальника пересиливала даже страх перед грозой, – подвести оседланных коней к самой опушке кустарника, окружавшего колодец, он, вместе с Кинбаем, осторожно приблизился к шатру Хисара. Дождь едва начинался, но гром грохотал вовсю, и молнии сверкали почти беспрерывно. В их свете Никита увидел то, чего ожидал: возле шатра не было ни души, – все нукеры давно укрылись в хижине, где, вероятно, лежали вповалку на полу, бормоча молитвы. Тогда Никита, оставив на страже Кинбая, быстрым рывком отдернул кошму, закрывавшую вход в шатер.