- Только троньте! - посматривая исподлобья на атамана, тихо проговорил Микешка. Горько и муторно было у него на душе. Свинцовой тяжестью налилась грудь. Горланили все, а в этапной очутился он один.
- А что будет?.. Что будет, ежели я тебя, подлеца, велю при всем народе высечь?.. Да ты еще мне грозить вздумал! - топая ногами, хрипел атаман.
Только случай избавил Микешку от постыдной расправы.
Верхом на великолепном вороном рысаке подъехал Митька, чтобы пригласить атамана позавтракать и опохмелиться. Увидев Микешку, Митька удивленно спросил:
- За что он тут валяется, Гордей Севастьяныч?
- Тоже золота захотел... Поди слыхал про вчерашний ералаш? Он первый придумал ету каверзу, - ехидно проговорил Турков.
Привыкший к дракам и потасовкам в пьяном виде, Митька простодушно не придал вчерашнему происшествию никакого значения, да и не верил, чтобы кто-нибудь всерьез послушал табунщика. Он стал уговаривать атамана, чтобы тот отпустил Микешку и не наказывал. Ведь совсем недавно они с этим парнем горланили по ночам песни, до упаду плясали казачка. Не раз Митька приезжал в табун, ночевал у костра, слушая сказки старых пастухов.
Турков поупрямился немного, но, желая потрафить баловню судьбы, отругав Микешку разными словами, отрешил его от должности табунщика и отпустил.
- Ну и черт с ним, с табуном, - оставшись с Микешкой наедине, сказал Митька. - Нанимайся к нам в кучера, слышь, а? У меня будет свой кучер, у Ивашки - свой. Дорогих лошадей заведем. Мы с тобой такое покажем! Разлюли-малина!
Посоветовавшись с Кошубеем, Микешка согласился.
- Знаешь что, Микифор. Я, слышь, женюсь... - неделю спустя заявил Митька.
- Так скоро? Погулял бы малость...
- Маманя настаивает. С Аришкой у них разные теперь резоны получаются. Сноха хочет жить по-своему, а мы тоже. Да и невесту упущать не хочется.
- И невесту выбрали?
- Девки, Микеша, сами на гайтан мне повесятся, отбою не будет...
- Кого же все-таки решили посватать?
- А вот угадай. - Прищуривая смеющиеся глаза, Митька пристально наблюдал за Микешкой.
- Я не Ванька-угадчик, - Микешка пожал плечами.
Сидели они под навесом на дышле пароконной пролетки. Митька надраивал щеткой сапоги, Микешка смазывал дегтем новые с набором уздечки.
- Не знаю, на кого и подумать...
Однако сердце Микешки, когда он перебирал девушек, защемило от какого-то недоброго предчувствия.
- Кто, по-твоему, самая красивая из наших станишных? - пытал Митька.
- Это кому как, - неопределенно ответил Микешка, думая о Маринке.
А Митька, точно угадав его думку, проговорил: