Все складывается прекрасно.
Камелия сосредоточилась на этой мысли, привалившись к мешку с мукой. В фургоне была только одна скамья для кучера и пассажира, и ее занимали Зареб и Оливер. Эллиот купил себе красивую черную лошадь. К сожалению, она оказалась норовистой, и бедный Эллиот всю дорогу мчался то в одну сторону, то в другую, стараясь обуздать энергичное животное. Камелия сомневалась, что Эллиот сумеет совладать, с лошадью. Пожалуй, он решит, что с него хватит, и уедет обратно.
Хотя Эллиот настоял на том, чтобы сопровождать ее в Африку, Камелия знала, что на самом деле ему туда совершенно не хочется. Он поехал исключительно из-за нее. Ее глубоко тронуло, что Эллиот, пожертвовав многим, оставил Лондон и отправился с ней в Пумулани. Долгие годы он присматривал за ней как старший брат, баловал маленькими подарками, старался развеселить, выслушивал ее, когда ей хотелось поговорить с кем-то кроме отца и Зареба. Подрастая, она полюбила Эллиота за его серьезный, терпеливый, практический характер, вероятно потому, что его нрав разительно отличался от ее собственного. Когда после смерти ее отца Эллиот сказал, что оставляет археологию, чтобы начать экспортный бизнес в Англии, Камелия была разочарована, но не удивилась. Эллиот умен и честолюбив. Он имел право заниматься тем, в чем, по его мнению, имел больший шанс на успех. И только когда он принялся пылко убеждать ее продать землю и уехать с ним в Англию, Камелия поняла, как плохо знает ее Эллиот. Ее отец всю свою жизнь провел в поисках легендарной Могилы королей.
Камелия решила осуществить эту мечту не только из любви к отцу, но и из любви к Африке и ее людям. Прославляя прошлое, Камелия надеялась помочь миру понять богатство истории и культуры Африки. Возможно, достоинство африканцев, которое другие так старались растоптать, будет восстановлено.
– Я это чувствую.
Камелия в замешательстве посмотрела на Саймона. Закинув ноги на мешок риса, он привалился к огромной корзине сладкого картофеля и скрестил на груди руки. Вид у него был довольный, хотя корзина упиралась ему в спину, а фургон нещадно трясло. Саймон, казалось, обладал уникальной способностью приспосабливаться к любой, даже самой негостеприимной обстановке.
Камелия задавалась вопросом, обладал ли он этим качеством с детства или этому научила его тюрьма.
– Что вы чувствуете? – спросила она.
– То, что вы пытались описать мне той ночью в моем кабинете. – Саймон пристально посмотрел на нее и тихо добавил чуть дразнящим тоном: – Вы ведь помните ту ночь, Камелия?
Ее обдало жаром. Конечно, она помнила ту ночь. Она помнила все подробности, как будто это случилось только мгновение назад, хотя долгими бессонными ночами отчаянно пыталась стереть все из памяти. Она называла случившееся мгновением безумия, временным помешательством и считала, что, если вычеркнет его из памяти, оно больше никогда не повторится. Но ее тело, казалось, не понимало решений ума, особенно теперь, когда она оправилась от морской болезни. Камелию покалывало иголочками от предвкушения, когда Саймон смотрел на нее, сладкое тепло разливалось по телу, зажигая кровь.