– Он не крепкий, не брюнет и… не молодой.
– Сколько же ему лет?
– Я не знаю. Эйприл, пойдем лучше поплаваем.
– У меня уже руки не двигаются. Давай выпьем еще сока!
– Я все-таки поплаваю. – Она вскочила, но не смогла уйти: давнее желание поделиться с кем-нибудь своими переживаниями овладело ею, хотя Эйприл и не подходила для роли наперсницы.
– Люсия, я понимаю, что веду себя глупо, но как вы познакомились?
– Случайно.
– Ты говоришь, что он немолод. Ему за тридцать?
– За сорок.
– Господи! А он случайно не женат? Знаешь, бывают такие прецеденты: думаешь, что нашла наконец вдовца, холостяка или, на худой конец, разведенного, а на самом деле… Хотя Филиппу я сразу поверила.
– Эйприл!
– Прости, моя дорогая, ты так располагаешь к откровениям.
– Обещай, что больше не будешь говорить со мной на эту тему.
– Больше не буду.
– И Филиппу ничего не рассказывай, пожалуйста.
– Не буду, я же сказала.
– Вот и хорошо. Поплыли?
Люсия никогда не понимала, чем очаровала Эйприл отца и на чем держится их семейное счастье. Но сейчас ее осенило: папа искал подобие Ла Валенсианы, нечто повторяющее ее черты, но более мягкое, со сглаженными углами, более податливое. Трудно сказать, удалось ли ему найти искомое. Может, и да.
* * *
Филипп наконец-то вздохнул спокойно, уложив близнецов спать после изнурительной беготни в парке. Когда он закрывал дверь спальни, их опущенные веки вздрагивали от нетерпения. Конечно же, разбойники обдумывают какой-нибудь очередной коварный план, но ему уже не до этого. Куда запропастились утренние газеты?
Но стоило открыть страницу с новостями культуры и водрузить на нос очки, как раздались отчаянные телефонные трели. Что за странность: иногда не составляет труда определить по звонку, кто собирается с тобой поговорить. «Не иначе как Соледад», – сразу же решил он.
– Здравствуй, дорогой! Как там наша птичка? Забыла про своего ворона или все строит ему глазки?
– Какого ворона? Какие глазки?
– Глазки – что надо! Только кому достанутся? Я про Дэвида. Дэвида Маковски.
– С каких это пор тебя интересует его глазки?
– Да не его глазки! – Тут Соледад перешла на родной язык, и Филипп, разобрав только одно «имбесиль», понял, что если уж его величают обидным испанским «простофиля», то речь идет о чем-то значительном. Но о чем?
– Люсия сошла с ума! – величественно закончила Ла Валенсиана.
– Я пока что не заметил ничего подобного.
– Она влюбилась в Дэвида!
– Ты показала ей запись прошлогоднего концерта? – радостно спросил он, вспомнив, как здорово они играли Четвертый концерт Гайдна для фортепиано с оркестром.