Толстый узел из углов полосатой подстилки на ее груди ослаб, съехал вниз под собственной тяжестью, обнажив верх груди и глубокую ложбинку. Этого увлеченная слушательница не заметила и даже усугубила ситуацию, потянувшись поправлять волосы.
– Хотите грустную историю? – спросил, пристально глядя ей в лицо, Дэвид.
– Очень грустную?
– Да. Вы знаете, отчего люди умирают? – Он пошевелил угли, и в них, потемневших, снова заблистали огоньки. Подкинув дров, он опять посмотрел в ее глаза.
– Потому, может, что жить вечно – скучно. Почему вы спрашиваете об этом?
– Вам хорошо здесь, в уединении?
– Да, я с удовольствием покинула и пространство, и время. Вернее, покинула без особенного удовольствия, но сейчас поняла, как это здорово.
– Вы ответили на мой вопрос.
– Про смерть?
– Знаете легенду о девушке с жадными глазами? У нее были такие большие, красивые глаза, как у вас, но они жили своей самостоятельной жизнью. Все, что видели, они оставляли только себе, не передавая впечатлений юному телу, которое жило только стуком сердца и шорохом крови. Так продолжалось семнадцать лет, пока какое-то слишком уж яркое событие не прорвало завесу, столь тщательно охраняемую глазами. Весь мир своей огромной тяжестью хлынул в сердце девушки…
Люсия, заинтересовавшись рассказом, подтянула коленки к подбородку. Край туники едва прикрывал ее бедра. Дэвид подвинулся на коленях в ее сторону и вдруг, резко нагнувшись, поцеловал ее, сначала едва прикоснувшись к губам, а потом, на ходу поймав убегающий рот – нежно, ласково, страстно. Девушку окатило теплой волной, где-то внутри нее будто плавно разогнулась пружина… Она погрузилась в сладкую истому.
Сопротивляться не было сил. Люсия поняла, что переиграть ситуацию невозможно. Да и зачем? Ведь если быть честной до конца, то с самого момента их встречи у лифта ей хотелось именно того, что происходило сейчас. Присутствие Тони мешало признаться в этом самой себе. Лучше не давать пока что оценок ни собственным поступкам, ни событиям. Какая-то заведомо обреченная на поражение защитная реакция заставляла ее пытаться оттолкнуть, отстраниться, но Дэвид с силой прижал девушку к себе, и ее руки, повинуясь магической привлекательности этого человека, волшебству ночи, любви, выросшей так быстро и неожиданно, скользнули по его груди и, вместо того чтобы упереться, борясь за спасительное расстояние, обвили его шею.
Он то яростно охватывал ее припухший, расслабленный рот, то отдалялся и гладил ее по волосам, едва касаясь кончиками пальцев. Его чувственные руки изучали новый, дорогой и желанный подарок судьбы, словно желая удостовериться, что он так же красив, как кажется: такие же мягкие, маленькие мочки ушей, такой же смешной, кукольный нос, такая же длинная шея. Узел совсем развязался, и его взору, его ласкам открылась выдающая силу ее желания грудь. А потом его пальцы скользнули вниз, еще ниже, и тогда Люсия забыла обо всем на свете… Последняя тень сомнения, корчась, сгорела в пламени костра. Она откинулась на брезент, не замечая больше никаких неудобств: божественная, страстная музыка властвовала над нею, и непрошеный гость – зов природы – тайно вплетаясь в симфонию чувств, повлек ее руки к металлической пряжке его ремня.