– Нет, я считаю, что Ронан вернется домой сам, без помощи семьи. Я уверена, что такова его судьба.
– Страдать? – Каван покачал головой. – Это бессмыслица.
– Ты воспринимаешь своего брата как человека, которого должен оберегать.
– Он мой самый младший брат. Разве ты забыла, сколько раз я его защищал?
Адди засмеялась и хлопнула в ладоши.
– Разве я могу это забыть? Ты вечно притаскивал его домой пораненного или перепуганного, потому что братья постоянно устраивали какие-нибудь рискованные проказы. Но он больше не маленький мальчик, он мужчина.
Кавану очень захотелось рассказать матери про то, как он в последний раз видел Ронана, как брат взывал о помощи и как он не смог ему помочь, но понимал, что это разобьет ее сердце.
Адди ободряюще похлопала его по руке:
– Ронан вернется домой.
– Я молюсь, чтобы ты оказалась права, мама. – Он все время молился о Ронане. И молился о том, чтобы брат простил его за то, что он не сумел его спасти.
Краем глаза Каван уловил какое-то движение в конце зала, обернулся и увидел жену. Она шла торопливо, опустив голову. Длинные темные волосы закрывали ее лицо. Он много раз видел, как Гонора идет, глубоко погрузившись в свои мысли и не замечая никого вокруг, но никогда не возникало впечатления, что она что-то скрывает.
Каван встал и окликнул жену:
– Гонора!
Она помахала рукой, давая понять, что видит его, и пошла дальше.
– Гонора! – снова крикнул Каван.
Мать встала и незаметно ушла.
Каван удивился и почувствовал досаду – Гонора его просто игнорировала. А ведь она всегда вела себя, как полагается почтительной жене, хотя сам он обращал на нее очень мало внимания, особенно после того поцелуя, подействовавшего на него сильнее, чем Каван готов был себе признаться. Он не хотел вспоминать, до чего этот поцелуй ему понравился. Воспоминание всякий раз вызывало возбуждение.
Гонора уже добралась до лестницы, когда Каван догнал ее, схватил за руку и повернул лицом к себе. Она быстро подняла голову, ее длинные черные волосы взметнулись вверх, а когда шелковистые пряди улеглись на место, Каван увидел, что она скрывала.
Он осторожно прикоснулся к распухшей и покрасневшей щеке. Кто-то поднял руку на его жену!
– Кто это сделал? – яростно спросил он.
Гонора положила свою ладонь на его руку. Прикосновение было нежным, ладонь прохладной, и сочетание этой прохладной ладони с горящей щекой заставило Кавана вздрогнуть.
– Это пустяки.
Он протянул другую руку, взял ее лицо в свои ладони и наклонился так низко, что едва не прикоснулся носом к ее носу.
– Ты моя жена, – заявил он рокочущим от гнева голосом. – Никто – никто – не смеет тебя трогать, кроме меня!