С любовью, Роуз».
Я показала письмо Мэйзи.
– Очень мило, – наконец проговорила та и с изумленным видом сняла очки. – Правда, очень мило. Наконец-то она показала себя. Всегда подозревала, что где-то там, в глубине, у нее есть сердце. И что будешь делать, дочка?
– Не знаю, – тихо ответила я, забирая письмо, которое мне протянула мама. Я задумчиво прищурилась. – Я правда… даже не знаю.
Но тогда я уже знала. Кажется, я решила, еще не дочитав письмо. Бена третировали в школе, Макс катался на велосипеде по нашей крошечной квартирке и сводил меня с ума, а Незерби, в конце концов, всего в паре миль от Гексхэма. Гексхэм? Это где, черт возьми? Да и какая разница, если подумать?
Хм-м. Есть разница. В деревне Гексхэм жил Чарли. И мне нужно было что-то придумать насчет Чарли. Я сунула письмо в карман джинсов и задумчиво посмотрела за спину матери, в окно. Да, с Чарли нужно что-то делать. А то ерунда какая-то получается.
Я познакомилась с Чарли… точнее, я впервые увидела его примерно полгода назад. Он стоял в конце моей улицы и разговаривал с Рики, цветочником, который торчит у нас на углу. Ничего не покупал, просто болтал и все, тянул время; под мышкой газета, темные волосы зачесаны назад, громкий смех. У него было атлетическое сложение: высокий, широкоплечий, сильный. Помню, я подумала: какой красивый мужчина. Только и всего, ничего больше: какой красивый мужчина. Когда я отошла от газетного киоска, сама с газетой под мышкой, он все еще стоял на углу. Поймал мой взгляд, улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. И еще он что-то сказал, я не совсем поняла, но думаю, суть была в том, что Рики может заболтать на весь день, стоит только зазеваться! Я рассмеялась, и он пристально посмотрел мне в глаза. Недолго, но достаточно, чтобы я поняла, что он меня заметил и не был разочарован.
Домой я шла медленно, в своих мыслях, крепко зажав газету, но войдя в дверь, пролетела четыре лестничных пролета через две ступеньки без остановки. Я быстро пробежала по коридору в свою спальню, захлопнула дверь и села за туалетный столик с бешено бьющимся сердцем. Я с любопытством рассмотрела свое отражение. Даже с интересом, наверное. Щеки у меня порозовели, но не сильнее, чем обычно после пробежки по лестнице на четвертый этаж; глаза слегка блестели, но было и еще кое-что. Внутри меня что-то зашевелилось, отчего я засияла: это чувство поднималось от кончиков пальцев ног и захлестнуло меня огромной волной, и я поняла, что испытываю чистейшей воды сексуальное влечение. Такого со мной не было с тех пор, когда Нед был жив – почти четыре года.