– Королева уже должна все знать, – заметил король. – Она должна быть в ужасе при мысли о том, что это значит для нее лично.
Людовик сидел напротив Ришелье в маленькой приемной в своем доме в Сен-Жермен. Кардинал разбудил его посреди ночи, и король принял Ришелье прямо в ночном облачении, приказав умолкнуть придворным, которые протестовали, заявляя, что даже кардинал должен бы подождать до утра. Но за десять лет союза с Ришелье у Людовика развился нюх на грядущие неприятности и предстоящее кровопролитие не хуже, чем у охотничьей собаки. И это доставляло ему удовольствие, не меньше, чем война. Он словно хмелел, как на пиру, от жестоких потрясений его трона, потому что они всегда заканчивались победой короля и поражением врагов. Заволновавшись, он забыл о постоянно одолевавшей его скуке. Едва дождавшись, когда на него набросят мантию, король поспешил к Ришелье, чтобы услышать новости. Вместе они прочитали письма Мари де Шеврез к ее любовнику. Она тоже была красноречива в своих письмах. Отдельные, особо яркие пассажи, заставили угрюмого короля покраснеть от смущения. Другие места, где она писала о Ришелье, были настолько грубы, что не верилось, чтобы образованная дама благородного происхождения могла написать подобное.
– Как они вас ненавидят, – бормотал время от времени король, но Ришелье, ничего не отвечая, только склонял голову в знак согласия.
Дошли они и до политических писем, выражавших полную поддержку Гастону, королеве-матери, Испании и всем врагам Франции и Ришелье. С цитатами, выражавшими чувства Анны, и сообщениями о разговорах с ней и письмах королевы, которые тайно переправляла герцогиня. В одном из писем Мари отметила, что в почтовой конторе больше нет необходимости, так как Ее Величество нашла способ пересылки писем более надежный и быстрый, чем помощь герцогини. Тут Людовик поднял тяжелый взгляд и посмотрел на министра.
– Какой способ? Вам понятно, что это означает?
Ришелье кивнул и жестом попросил короля продолжать чтение. Но вот с письмами было покончено, и они легли аккуратной стопкой на столе возле кресла Людовика.
– Она, наверное, пришла в ужас, – сказал король. – Шатонеф арестован, письма конфискованы. А эта герцогиня… – Он бросил взгляд на письма и содрогнулся. – Сколько грязи в умах женщин, Ришелье. Как она пишет о вас… – Король никогда не упускал случая причинить боль кардиналу, сделать такой, будто бы безобидный, выпад. Это как-то принижало Ришелье в глазах Людовика.
– Распутница, болтающая на языке порока, – пожал плечами кардинал. – Но, как вы и говорите, сир, королева, надо полагать, пришла в ужас.