Король внимательно следил за кардиналом. Временами отношение Первого министра к королеве раздражало Людовика и сбивало с толку. Она ненавидела Ришелье, поддерживала попытки покушения на его жизнь, объединялась с Марией Медичи в ее интригах против кардинала и вообще помогала каждому, кто боролся против него. Людовик знал, что, несмотря на мягкие сдержанные манеры, Арман де Ришелье был жесток и безжалостно мстителен.
Он наказывал за мельчайшее неповиновение себе или своему суверену без снисхождения к прошлым заслугам. И однако король чувствовал, что кардинал колеблется, не желая соглашаться и на пожизненное заключение женщины, которая, по их общему убеждению, виновна в государственной измене.
– Вы не отвечаете, мой друг, – сказал он. – Какое оправдание вы найдете для королевы, если она шпионила для Испании? Как уговорите меня не наказывать ее и на этот раз?
Ришелье поднял голову. Он посмотрел прямо в глаза королю, взгляд его был холоден, без тени эмоций.
– Если королева виновна, сир, я сам приму меры к ее заключению в Гавре. Даю вам слово.
– Значит, в этот раз никакого снисхождения? – настаивал Людовик.
– Никакого снисхождения, – ответил Ришелье.
– Тогда приступайте, приступайте. – Король встал и протянул руку кардиналу. Легкий румянец появился на его впалых щеках. – Не пренебрегайте ничем, Ришелье. Не защищайте никого. Я требую, чтобы виновные были преданы суду, кто бы они ни были!
Только две свечи горели в личном кабинете королевы в Лувре. Занавески были опущены, в камине мерцал огонь, отбрасывая огромную тень женщины, сидящей в кресле с закрытыми глазами; одна рука беспомощно опущена, в другой – мокрый от слез платок. Анна была одна. Прошло уже сорок восемь часов с тех пор, как по приказу короля ее заперли в шато Шантильи без права выйти из комнаты или кого-либо принять. Шатонеф арестован. Мари де Шеврез, любимая подруга и союзница, заточена в одной из сельских крепостей собственного мужа, претерпевая Бог знает какие пытки от рук допрашивающих ее королевских чиновников. Ужас при мысли о том, что делают с подругой, вынудил Анну встать с постели, и она всю ночь до рассвета шагала взад и вперед по комнате. А теперь известие еще об одном, самом тяжелом ударе. После того как она пообедала, больше делая вид, что ест, так как не могла ни есть, ни спать, к ней подошла мадам де Сенлис. Из всех дам королевы только она одна всегда оставалась верной сторонницей кардинала и никогда не колебалась в своей лояльности к нему. Фрейлина присела перед королевой и очень просто, без всякого предисловия, сказала: