— Я уже сказал, что не стану вести переговоры с вооруженными. И уж точно — с подданными эльфийского короля, которого мне благодарить не за что. Им в этом споре не место! Ступайте прочь, пока мы не подняли луки! И если хочешь еще говорить со мной, отошли прежде воинство эльфов, откуда пришли, и возвращайся, сложив оружие.
— Король эльфов — мой друг, и помог Озерным людям в беде, хоть ничем не был обязан, — отвечал Бард. — Мы дадим тебе время раскаяться в своих словах. Наберись мудрости к нашему возвращению! — И он, повернувшись, пошел прочь.
Несколько часов спустя к крепости вновь подступили знаменосцы и затрубили в трубы.
— От имени Эсгарота и Леса, — крикнул один, — мы обращаемся к Торину, сыну Траина, именующему себя Король-под-Горой. Пусть хорошо подумает о наших требованиях или будет объявлен нашим врагом! По меньшей мере двенадцатая часть сокровищ должна быть отдана Барду, сразившему дракона, наследнику рода Гирионова. Из этой доли Бард сам пожертвует на помощь жителям Эсгарота; но коли Торин желает мира и почета от окрестных земель, как было во дни его предков, пусть добавит от своих щедрот на восстановление города.
Тут Торин схватил лук и выпустил в говорящего стрелу. Она воткнулась в щит и осталась торчать, дрожа.
— Коли таков твой ответ, — крикнул глашатай, — я объявляю Гору в осаде. Мы не уйдем отсюда, пока ты не согласишься на мир и переговоры. Оружия мы на вас не поднимем — оставайтесь со своим золотом. Ешьте его, если хотите!
С этим посланцы ушли, оставив гномов размышлять о положении дел. Торин был так мрачен, что спутники, даже если бы хотели, не смели бы его укорять. Впрочем, почти все были с ним согласны, за исключением толстого старого Бомбура, Фили и Кили. Бильбо, разумеется, совершенно не одобрял такой поворот событий. Ему осточертела Гора и вовсе не улыбалось сидеть в осаде.
— Тут все провоняло драконом, — ворчал он про себя. — Аж с души воротит. А на крам уже просто смотреть не хочется.
Дни тянулись медленно и тоскливо. Гномы коротали время, раскладывая и разбирая сокровища. Торин заговорил об Аркенстоне Траина и велел тщательно искать его по всем закоулкам.
— Ибо Аркенстон моего отца, — сказал он, — сам по себе дороже целой реки золота, для меня же бесценен. Этот камень из всей сокровищницы я нарекаю своим, и горе тому, кто найдет его и скроет!
Бильбо услышал эти слова и испугался. Что если камень обнаружат в кучке тряпья, которую он использовал вместо подушки? Тем не менее хоббит молчал, потому что тоска все сильнее его томила, а в голове начал созревать план.