— Тебе про это знать не положено. Уходи. Про то, что здесь видела, никому не рассказывай. Да ты не станешь, ты умная. Не заплутай только. К выходу направо идти.
Дверь захлопнулась, и Полина Андреевна оказалась в полной темноте.
Зажгла свечку, прислушалась к непонятному звуку. Пошла.
Только не направо — налево.
Галерея, которую старец Израиль назвал Подходом, вела дальше, постепенно поднимаясь всё выше. Теперь по обе стороны были голые стены, и Полина Андреевна подумала, что здесь достанет места ещё на многие сотни мёртвых тел.
Звук делался явственней и невыносимей — будто железный коготь скрёб не по стеклу, а по беззащитному, обнажённому сердцу. Один раз, не выдержав, Лисицына даже остановилась, поставила саквояж на землю и зажала уши, хоть и был риск, что от зажатой в пальцах свечи вспыхнут волосы.
Не вспыхнули, но на висок капнуло воском, и это горячее, живое прикосновение укрепило Полине Андреевне нервы.
Она двинулась дальше.
Галерея, до сего момента почти прямая или, во всяком случае, лишённая зримых изгибов, вдруг сделала поворот на девяносто градусов.
Госпожа Лисицына выглянула из-за угла и замерла.
Впереди мерцал неяркий свет. Разгадка странного скрежета была совсем рядом.
Задув свечу, Полина Андреевна прижалась к самой стене, осторожно шагнула за угол.
Кралась на цыпочках, беззвучно.
Проход расширился, превратившись в круглую пещеру, высокий свод которой терялся во мраке.
Но, впрочем, вверх Полина Андреевна даже не взглянула — настолько поразила её открывшаяся взору картина.
Посреди пещеры лежал идеально круглый шар, на треть ушедший в землю. Размером он был, пожалуй, с большой снежный ком из тех, что дети кладут в основание зимней бабы. Поверхность сферы переливалась радужными разводами — и фиолетовым, и зелёным, и розовым. Зрелище это было настолько чудесным, настолько неожиданным после долгого блуждания во мраке, что Лисицына ахнула.
Рядом стоял фонарь. Он-то и подсвечивал поблескивающую гладь, заставляя её вспыхивать бликами и искорками.
Между фонарём и шаром скрючилась чёрная, мерно покачивающаяся тень. Тошнотворный скрежет раздавался точно в такт её маятникообразным движениям.
Полина Андреевна сделала ещё шажок, но в этот самый миг звук вдруг оборвался, и в наступившей тишине шорох подошвы показался оглушительным.
Сгорбленная фигура застыла, словно прислушиваясь. Сделала бережное движение, как бы гладя шар или осторожно сметая с него что-то.
Что делать? Замереть на месте, надеясь, что обойдётся, или броситься наутёк?
Госпожа Лисицына стояла в крайне неудобной позе: одна нога выставлена вперёд и держит всю тяжесть тела, другая на носке.