— Ты зря изводишь себя и терзаешь сомнениями по поводу того, что происходит и что получается.
— Я вовсе не терзаю себя.
— Я же вижу. Просто ты стараешься не расстраивать меня, вот и все.
— Может и так.
— Вот поэтому я и говорю. История такая, какая она есть. Ты смог изменить её, направить, если так можно выразиться, в другое русло, но какой она будет, не тебе решать. Ты должен быть благодарен судьбе, что ты не самый маленький винтик в большом механизме. Ты можешь не только быть простым зрителем, но и как-то влиять на ход событий. Делай все сообразно своим убеждениям, совести, наконец, и тогда тебе не в чем будет себя упрекнуть, что ты был в стороне оттого, что происходило. Другое дело, если ты промолчишь, или поступишь против своей воли, вот тогда другое дело.
— Ириша, ты говоришь, как моя мама. Рассудительно и все правильно. Я все прекрасно понимаю и целиком с тобой согласен. Более того, именно так я и стараюсь поступать, но все же.
— Что все же?
— Вот именно, это все же меня и гложет. А надо ли было все это затевать?
— Надо.
— Ты уверена?
— Ты сам говорил мне, что одно то, что распалась великая страна, можно забыть обо всем и начать сначала. Твои слова?
— Мои.
— А разве не ты говорил, о том, что страну пустили с молотка и отдали на разграбление кучке ворья, которые достойны разве что веревки и фонарного столба?
— Мои и могу повторить это слово в слово.
— Тогда я не понимаю, какие сомнения тебя могут одолевать?
— Я и сам не знаю.
— Это называется.
— Угрызение совести.
— Нет, это простое самоедство. И вообще, я не понимаю, ты что, хочешь, чтобы через три месяца мы стали жить как у Христа за пазухой. Чтобы прилавки ломились от изобилия товаров, чтобы предприятия начали работать и выпускать продукцию, которая лучше японской или немецкой? Нет, такова не будет. Пройдут годы, прежде чем можно сказать, что выбранный путь дает позитивные результаты, что то, что задумывалось, получилось и только тогда ты вправе хоть в чем-то судить себя и спрашивать, в чем ты был не прав. Разве я не права?
— Права, Ты всегда права. Только мне от этого не легче. Пойми, я все это и сам прекрасно понимаю и мучаюсь и размышляю о будущем совсем по другой причине.
— Тогда скажи, по какой? — Ирина легла на бок, подперев голову рукой.
— Понимаешь, я не вижу конечной цели.
— Я тебя не понимаю?
— Ну, как ты не поймешь, — повысил я голос, — все что происходит, это понятно, и неразбериха, которая имеет место и все остальное, меня волнует, что мы получим в итоге. Какое общество мы строим? Заметь, что Зацепин, ни разу в разговоре со мной не говорил о том, что предполагается изменить в идеологическом плане, каковы перспективы введения рыночной экономики и появления частного сектора. Ни слова, понимаешь?