– Знаешь, Клава, преферанс проник в Россию не так уж давно, в начале девятнадцатого века, но ни одна другая карточная игра не претерпевала таких изменений, как эта, – самозабвенно вещал аспирант-физик, и я его не останавливала. Возможно, услышу что-то новое и при случае блесну перед Аришей своей эрудицией. – Сначала он конкурировал с вистом. И эта борьба велась с переменным успехом. Возник даже симбиоз преферанса и виста под названием...
– Винт, – вставила я.
– Ты это знаешь, – Шурик опечалился. – Несмотря на то, что винт давно уже затух. Ничем тебя, Клава, не удивишь. Полагаю, кодекс преферанса тебе известен?
– Ну, так, в общих чертах, – поскромничала я.
Когда мы подошли к дому, я увидела джип Жупанова-отца.
– Странно, отец вернулся. На обед, наверное, приехал, – сказал Сашка и открыл подъездную дверь.
Честно говоря, я даже порадовалась, что у Андрея Александровича будет свежий повод для ревности. Поиграли немного, пора бы уже и форсировать события.
Раиса Васильевна снова встретила нас в прихожей, но уже одна. Ее радости не было предела. Засыпав меня комплиментами, мамашка удалилась в свою комнату. Сашка помог мне снять пуховик и подтолкнул в гостиную. Пластический хирург сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и читал газету. На мое приветствие он отреагировал вяло – еле заметно кивнул, не отнимая глаз от печатного листа. Ясно, уже ревнует.
– Клавочка, не стесняйся, проходи, садись, – засуетился Шурик. – Папа, ты представляешь, когда я позвонил Клаве, она писала о тебе...
– Не представляю, – буркнул Андрей Александрович, но потом въехал в смысл сказанного сыном, опустил газету и спросил не без интереса: – Это правда?
– Да, – ответила я и мило улыбнулась.
– Хотелось бы почитать статью до того, как она попадет на стол к главному редактору, – вымученно произнес папашка.
– Стол главного редактора – это же не стол хирурга! Если он что-то и порежет, то не больно и шрамов не останется.
Моя шутка никого не рассмешила. Но Жупанов-отец несколько оттаял.
– И все-таки я могу рассчитывать на то, чтобы стать первым читателем? – спросил он, с надеждой глядя мне прямо в глаза.
– Нет, – безжалостно рубанула я, – я Саше уже обещала. Но вы можете стать вторым.
Шурик просиял от радости, чего нельзя было сказать о его отце. Андрей Александрович стиснул челюсти от негодования, резко поднял газету и закрыл лицо. Кажется, он по-своему истолковал мои слова. Быть у меня вторым – после собственного сына – ему явно не хотелось.
– Папа, а куда дед делся?
– Не знаю, когда я приехал, его не было, – со злостью в голосе буркнул отец, но после некоторой паузы сказал уже мягче: – Иди и спроси у мамы.