Коваль еще видел тревожные сны, когда в его номере зазвонил телефон. Он вскочил, как от выстрела, схватил трубку, посмотрел на Наташу: не разбудили ли и ее.
За окном стоял седой предрассветный туман.
— Слушаю.
— Дмитрий Иванович, едем.
— Через пять минут буду готов, — ответил Коваль и, положив трубку, начал одеваться.
Вдруг он остановился и обернулся. На него внимательно смотрели открытые и совсем не сонные Наташины глаза.
— Спи, спи, еще рано, — проворчал он.
— Ты куда?
— Спи. На заставу.
Коваль отвечал коротко и машинально — голова его уже лихорадочно работала, обдумывая первый разговор с Карлом Локкером. Впрочем, Локкер ли это? Может быть, кто-то другой? Однако чутье подсказывало Дмитрию Ивановичу, что он не ошибся.
Когда он снова обернулся, Наташа уже была одета.
— Я поеду с вами, — попросила она, когда в номере появился полковник Антонов. — Я никогда не видела заставы. — Она перевела взгляд с отца на Антонова и снова — на отца.
— Тебе там делать нечего, — буркнул Коваль. — Посторонних не пускают.
Она умоляюще смотрела в глаза полковника Антонова, пока отец застегивал китель. И Антонов сказал:
— Для своих людей застава открыта. Шефы приезжают, самодеятельность, лекторы, писатели… Едем, Наташа!
— Она не писательница и не лектор.
— Зато в самодеятельности пою!
— На заставе некогда будет с тобою возиться, — бросил Коваль на прощание. — Позавтракай здесь. Поехали, Виталий Иванович!
Антонов понял его и все-таки сказал:
— Не будет она тебе мешать! Не повышай голос, отец! — и подтолкнул Наташу к двери. — Поехали, дочурка!