Коваль не перебивал его, хотя казалось, что рассказ не имеет прямого отношения к алиби Шефера.
«На этой почве мы поссорились. Когда встречались на базаре или на улице, Карл каждый раз грозил зарезать меня.
Седьмого мая тридцать восьмого года ко мне в лавку пришел Эрнст Шефер и сказал: Карл, выпивая с ним в ресторане «Звездочка», передал, что гроб для меня готов и сегодня же он меня убьет. Я спросил, есть ли у Локкера пистолет, но этого Шефер не знал и посоветовал мне как-нибудь помириться с Карлом. Тогда я решил, что больше все это терпеть нельзя, и пошел в полицию. Карл Локкер был человек вспыльчивый и опасный. Незадолго до этого, на пасху, опьянев, схватил он топор и выгнал со двора всю свою семью. А скольким людям он пробил кастетом череп, сколько девушек изнасиловал! «Давно пора взять его в руки», — сказал старший полицейский, которому я все это рассказал, и пообещал к концу дня прислать в мою лавку охрану. Из этого я понял, что и полиция им недовольна, а главное, полиция-то была чешская, а Локкер открыто высказывался в пользу свято-стефанского, как говорили венгры, королевства и выступал против чехов. Я вернулся в лавку и снова начал торговать. Тем временем Карл подъехал на велосипеде и сел на улице напротив меня на скамейку. Через открытую дверь я видел, что он не сводит с прилавка глаз, и не мог взвешивать мясо — у меня дрожали руки. Потом к лавке подъехали на велосипедах Шефер и Краснаи Юлий и предложили мне купить свинью. А может быть, все это обо мне и Локкере не надо рассказывать, неинтересно? — неожиданно спросил Коповски. — Но имейте в виду, что это связано с братом Каталин…»
Подслеповатые, бесцветные глаза старика горели молодым огнем. «Рассказывайте, рассказывайте, мне интересно», — успокоил его Коваль. Коповски забыл, на чем остановился, и несколько секунд сидел молча, сморщив лоб.
«Вы попросили Шефера и Краснаи защитить вас от Локкера», — напомнил подполковник.
«Верно, верно, — оживился гость. — Попросил их не уходить из лавки. А Эрнст сказал, чтобы я подошел к Карлу и попробовал помириться. Я взял большой нож и в сопровождении Шефера и Краснаи подошел к скамейке, на которой с угрожающим видом сидел Локкер. «Что ты хочешь от меня?!» — спросил я Карла. В ответ на это Локкер вскочил и замахнулся на меня бутылкой. Я успел отскочить в сторону, и в этот момент появился полицейский, который и забрал Локкера в участок. Но вскоре его выпустили, и мы с Розалией опять, выходя на улицу, дрожали от страха: он ведь и ей сказал, что убьет, если она не будет его. Так прошло несколько дней. Потом молодой Локкер неожиданно исчез. Говорили, что сбежал в Венгрию. В феврале того же тридцать восьмого года венгерские гонведы оккупировали Закарпатье. С ними вернулся в наш городок и Карл Локкер — теперь уже сакасвезет — солдат венгерской королевской жандармерии. О нас с Розалией он вроде бы забыл, женился на хорошенькой сестре своего компаньона Шефера — Катарин, которая тогда жида с родителями в селе Верхний Коропец. Но нам только казалось, что забыл. Став тержерместером, начальником участка, Локкер схватил нашего мальчика Эдварда за то, что он не ходил на принудительные занятия левентов — военизированной молодежи. Он держал его в глубоком подвале и истязал. — Глаза Коповски полыхнули огнем ненависти. — Мы с Розалией валялись у него в ногах, отдали все, что у нас было, разорились, обнищали, но он так и не выпустил мальчика, а отправил его в какой-то лагерь под Будапештом. Больше мы нашего Эдварда не видели…»